Сальватор. Том 2

Дюма-отец Александр

– Ну да, авария, – повторил капитан. – Иными словами, англичане набросили абордажный крюк на нашу мебель?

– Увы, дорогой крестный, – приходя в себя и пытаясь улыбнуться, отозвался Петрус. – Сухопутные англичане еще пострашнее морских!

– Я слышал обратное, – проговорил с притворным добродушием капитан, – похоже, меня обманули.

– Тем не менее, – выпалил Петрус, – вы должны все знать:

я отнюдь не из нужды продаю все свои вещи.

Пьер Берто отрицательно помотал головой.

– Почему нет? – спросил Петрус.

– Нет, – повторил капитан.

– Уверяю вас…

– Послушай,

крестник! Не пытайся заставить меня поверить в то, что если молодой человек твоих лет собрал такую коллекцию, как у тебя, эти японские вазы, голландские сундуки, севрский фарфор, саксонские статуэтки – я тоже любитель антиквариата, – то он продает все это по доброй воле и от нечего делать!

– Я и не говорю, капитан, – возразил Петрус, избегая слова «крестный», казавшегося ему нелепым, – что продаю все по доброй воле или от нечего делать, но никто меня не вынуждает, не заставляет, не обязывает это делать, во всяком случае сейчас.

– Да, иными словами, мы еще не получили гербовой бумаги, суда еще не было. Это полюбовная распродажа во избежание распродажи вынужденной: меня не проведешь. Крестник Петрус – честный человек, который готов скорее переплатить своим кредиторам, нежели облагодетельствовать судебных исполнителей. Но я остаюсь при своем мнении: ты потерпел аварию.

– Если смотреть с вашей позиции, признаюсь, в ваших словах есть доля истины, – произнес Петрус.

– В таком случае, – заметил Пьер Берто, – счастье, что меня занесло сюда попутным ветром. И вела меня сама Пресвятая Дева Избавления.

– Не понимаю вас, сударь, – молвил Петрус.

– «Сударь»! Ну на что это похоже?! – вскричал Пьер Берто, поднимаясь и оглядываясь по сторонам. – Где тут «сударь» и кто его зовет?

– Садитесь, садитесь, крестный! Это просто lapsus linguoe 2 .

– Ну вот, ты заговорил по-арабски, а я как раз этого-то языка и не знаю. Черт побери! Говори со мной по-французски, по-английски, по-испански, а также на нижнебретонском, и я тебе отвечу, но только не на этой абракадабре, я не знаю, что это значит.

2.

обмолвка, оговорка (латин)

– Я вас всего-навсего попросил сесть, крестный.

Петрус подчеркнул последнее слово.

– Я готов, но при одном условии.

– Каком?

– Ты должен меня, выслушать.

– С благоговением!

– И ответить на мои вопросы.

– С твердостью.

– В таком случае я начинаю.

– А я слушаю.

Что бы ни говорил Петрус, капитан сумел разбудить его любопытство, и теперь он приготовился слушать во все уши.

– Итак, – начал капитан, – у твоего отца, стало быть, ни гроша? Это и неудивительно. Когда мы с ним расстались, он был на грани разорения, а его преданность императору помогла ему лишиться состояния быстрее, чем рулетка.

– Да, верно, именно из-за преданности императору он и лишился пяти шестых своего состояния.

– А последняя, шестая часть?

– Почти полностью ушла на мое образование.

– А ты, не желая окончательно разорять несчастного отца, но мечтая жить барином, наделал долгов… Так? Отвечай!

– Увы!..

– Прибавим

к этому какую-нибудь любовь, желание блеснуть в глазах любимой женщины, проехать перед ней в Булонском лесу на красивой лошади, явиться вслед за ней на бал в изящном экипаже?

– Невероятно, крестный, какой у вас острый взгляд моряка!

– Чтобы стать моряком, друг мой, необходимо еще быть великодушным.

Мы поистине несчастны:

Мы рабы своей любви!

– Как, крестный?! Вы знаете наизусть стихи Шенье?

– Почему нет? В молодости я приехал в Париж, потому что хотел увидеть господина Тальма. Мне сказали: «Вы прибыли вовремя, он играет в трагедии господина Шенье „Карл Девятый“.

Я сказал: «Посмотрим „Карла Девятого“. Во время представления происходит стычка, появляется полицейский, меня уводят в участок, где я остаюсь до следующего утра. Утром мне говорят, что ошиблись, и выставляют за дверь. В результате я уезжаю, чтобы вернуться в Париж лишь тридцать лет спустя. Я спрашиваю, как поживает господин Тальма: „Умер!..“ Я полюбопытствовал, где теперь идет „Карл Девятый“: „Запрещен начальством!..“ „Ах, дьявольщина! – сказал я. – А мне бы так хотелось досмотреть конец „Карла Девятого“, ведь я успел увидеть только первый акт“. „Невозможно, – отвечают мне. – Однако, если желаете прочесть, нет ничего проще“. – „Что для этого необходимо?“ – „Купите книгу!“ И действительно, это оказалось несложно. Я вхожу к книготорговцу. „У вас есть Шенье?“ – „Да, сударь, пожалуйста“. – „Ладно, – думаю я, – прочту это у себя на корабле“. Возвращаюсь на борт, открываю книгу, ищу: нет трагедии!

Одни стихи! Идиллии, мадригалы мадемуазель Камилле. Черт возьми, у меня на борту библиотеки нет, я и прочел моего Шенье, потом перечитал – вот как вышло, что у меня неосторожно вырвалась цитата. Только я оказался одурачен: я купил Шенье, чтобы прочесть «Карла Девятого», а у него такой пьесы, похоже, вообще не было. Ах, эти книготорговцы! Вот флибустьеры!

– Бедный крестный! – рассмеялся Петрус. – Торговцы ни при чем.

– Как это – ни при чем?

– Это ваша ошибка.

– Моя?

– Да.

– Что ты хочешь сказать?

– Трагедию «Карл Девятый» написал Мари-Жозеф Шенье, член Конвента. А вы купили книгу поэта Андре Шенье.

– Ага! Ага! Ага! – воскликнул капитан на все лады.

Вдруг он глубоко задумался, потом продолжал:

– Вот все и разъяснилось, но книготорговцы все равно флибустьеры!

Видя, что крестного не переубедить, и не имея оснований защищать эту почтенную гильдию, Петрус решил не упорствовать и стал ждать, когда Пьер Берто вернется к прежней занимавшей его теме разговора.

– Итак, мы остановились на том, – сказал моряк, – что ты наделал долгов. Так, крестник Петрус?

– Мы действительно остановились на этом, – подтвердил молодой человек.

II.

Крестный-американец

На мгновение воцарилась тишина. Пьер Берто пристально посмотрел на крестника, словно хотел увидеть его насквозь. – И какие у нас долги… хотя бы приблизительно?

– Приблизительно? – усмехнулся Петрус.

– Да. Долги, мой мальчик, все равно что грехи, – назидательно произнес капитан, – никогда не знаешь точной цифры.