Сальватор. Том 2
Шрифт:
– Я не хотел вас обидеть, крестный.
– Хотел ты или нет, – прочувствованно выговорил капитан, – ты глубоко меня огорчил! Ранил в самое сердце!
– Простите меня, дорогой крестный, – не на шутку встревожился Петрус. – Я совсем не ожидал от вас такого предложения и растерялся, когда услышал его, а потому не проявил должной признательности. Приношу вам свои извинения.
– Так ты принимаешь мое предложение?
– Этого я не сказал.
– Если ты откажешься, знаешь что я сделаю?
– Нет.
– Сейчас узнаешь.
Петрус ждал, что будет дальше.
Капитан
В бумажнике лежали банковские билеты.
– Я возьму отсюда тридцать три билета – а здесь их две сотни, – скомкаю их, отворю окно и вышвырну на улицу.
– Зачем? – спросил Петрус.
– Чтобы показать тебе, что я делаю с этими бумажками.
И капитан выхватил из бумажника дюжину билетов и скомкал их, словно это не были деньги.
После этого он решительнейшим образом направился к окну.
Петрус его остановил.
– Не надо глупостей, давайте попробуем найти общий язык.
– Тридцать три тысячи или смерть! – пригрозил капитан.
– Не тридцать три, учитывая, что все деньги мне не нужны.
– Тридцать три тысячи франков или…
– Да выслушайте же, черт побери, или я стану ругаться, как матрос. Я вам докажу, что я – сын корсара, тысяча чертей и преисподняя!
– Мальчик сказал «папа»! – вскричал Пьер Берто. – Господь велик! Послушаем твои предложения.
– Да, послушайте. Я испытываю смущение, потому что, как вы сами сказали, дорогой крестный, я наделал долгов.
– На то она и молодость!
– Однако мне не было бы так стыдно, если бы, делая эти безумные траты, я вместе с тем не бездельничал.
– Нельзя же все время работать!
– И я решил снова взяться за дело.
– А как же любовь?
Петрус покраснел.
– Любовь и работа могут идти рука об руку. Словом, я решил усердно потрудиться, как принято говорить.
– Хорошо, давай потрудимся. Но англичанам, или, иначе говоря, кредиторам, надо что-нибудь залить в глотку на то время, пока мы извлечем прибыль из нашей кисти.
– Вот именно!
– Пожалуйста, – молвил капитан, подавая Петрусу свой бумажник. – Вот тебе лейка, мальчик мой. Я тебя не принуждаю, бери сколько хочешь.
– Отлично! – сказал Петрус. – Вы становитесь благоразумным. Я вижу, мы сумеем договориться.
Петрус взял десять тысяч франков и вернул бумажник Пьеру Берто, следившему за ним краем глаза.
– Десять тысяч франков! – хмыкнул капитан. – Да любой кошатник ссудил бы тебя этой суммой под шесть процентов…
Кстати, почему ты мне не предлагаешь процентов?
– Дорогой крестный! Я боялся вас обидеть.
– Отнюдь нет! Я, напротив, хочу выговорить проценты.
– Пожалуйста.
– Я прибыл вчера в Париж с намерением купить дом и обставить его как можно лучше.
– Понимаю.
– Но прежде чем я найду подходящую скорлупку, пройдет не меньше недели.
– Это самое меньшее.
– На меблировку уйдет еще около недели.
– А то и две.
– Пусть будет две, не хочу с тобой спорить; итого – три недели.
– А то и больше.
– Не
– Какое предложение?
– Которое я собирался тебе сделать.
– А почему вы хотите его забрать?
– Я вижу, у тебя такой же задиристый и упрямый характер, как и у меня: мы не уживемся.
– А вы хотели поселиться у меня? – спросил Петрус.
– Знаешь, я со вчерашнего дня живу в гостинице «Гавр»
и уже сыт ею по горло, – признался капитан. – Я собирался тебе сказать: Петрус, дорогой мой крестник, милый мальчик, не найдется ли у тебя комнаты, кабинета, мансарды, достаточно просторных, вроде этой спальни, где я мог бы подвесить свою койку?
Можешь сделать это для бедного капитана Берто Верхолаза?
– Как?! – вскричал Петрус, приходя в восторг от того, что может хоть чем-нибудь быть полезен человеку, с такой простотой предоставившему свой кошелек в его распоряжение.
– Разумеется, если это тебя стеснит хоть в малейшей степени… – продолжал капитан, – ты только скажи!
– И не совестно вам такое говорить?
– Видишь ли, со мной можно не церемониться: что думаешь, то и отвечай. Да или нет?
– Положа руку на сердце говорю вам, дорогой крестный:
ничто не может мне доставить большего удовольствия, чем ваше предложение. Только вот…
– Что?
– …в те дни, когда у меня будет модель… когда у меня сеанс…
– Понял… понял… Свобода! Libertas! 4 – Теперь вы заговорили на арабском.
– Я говорю по-арабски?! Ты разве не помнишь, как господин Журден занимался прозой?
– Ну вот, теперь вы цитируете Мольера. По правде говоря, дорогой крестный, вы иногда пугаете меня своей начитанностью Уж не подменили ли вас в Колумбии? Впрочем, вернемся, если угодно, к вашему желанию.
4.
Свобода! (Латин)
– Да, к моему желанию, горячему желанию. Я не привык к одиночеству; вокруг меня всегда крутились около двенадцати жизнерадостных шустрых парней, и меня вовсе не прельщает перспектива умереть от тоски в своей гостинице «Гавр». Я люблю общество, особенно молодежь. Должно быть, ты здесь принимаешь людей искусства, науки. Я обожаю ученых и артистов:
первых – за то, что я их не понимаю, вторых – потому, что понимаю. Видишь ли, крестник, если только моряк не круглый дурак, он знает обо всем понемногу. Он изучал астрономию по Большой Медведице и Полярной звезде, музыку – по свисту ветра в снастях, живопись – по заходам солнца. Итак, мы поговорим об астрономии, музыке, живописи, и ты увидишь, что в самых разных областях я разбираюсь не хуже тех, кто избрал их своей профессией! О, не беспокойся, тебе не придется за меня краснеть, если не считать случайно вырвавшихся чисто мирских выражений. Ну а уж если я чересчур сильно разойдусь, ты мне подашь какой-нибудь условный знак, и я спрячу свой язык под замок.