Сальватор
Шрифт:
Глава XLIII
Как господин Конрад де Вальженез узнал, что его настоящее призвание – быть комиссионером
Сальватор прервал свой рассказ.
– Простите! – сказал он кузену, – возможно, вам мой рассказ покажется слишком долгим. Но я подумал, что моя жизнь является таким важным событием в вашей жизни, что вам будет интересно узнать о ней все до мельчайших подробностей.
– И вы правы, мсье, – ответил Лоредан, ставший более серьезным. – Продолжайте, я вас внимательнейшим образом слушаю.
– Еще не успел я никого увидеть, – продолжал свой рассказ Сальватор, – а голос проповедника уже тронул мою душу. Этот нежный голос, то дрожа, то набирая силу, проникал повсюду. Несколько минут я слышал только звуки: это была словно музыка, сладкий и гармоничный речитатив. Я оказался в далеком будущем, и этому голосу требовалось время для того, чтобы туда долететь из этого мира, который для меня был уже в прошлом… Из первых услышанных мною слов я понял, что проповедник не то чтобы осуждает самоубийство, а говорит о самоубийстве. Текст проповеди был очень высокопарен с точки зрения нашего общества и касался долга человека по отношению к ему подобным. Священник говорил о той пустоте… не могу точно выразиться, но попробую, о несовместимой пустоте, которую создает вокруг себя человек, решивший умереть до того времени, которое отпущено ему Провидением. Он прочел те строки из Шекспира, которые были вложены в уста Гамлета, когда он размышлял о том, что мысль о самоубийстве охватывает его, торопит, подталкивает к могиле:
Чтоб лечь в могилу, нужен Божий знак!Он, словно терпеливый таран, разрушил одну, потом вторую, а затем и третью стену. Он атаковал и разнес в пух и прах все причины, которые могут толкнуть человека на самоубийство: разочарованное честолюбие, обманутая любовь, потерянные деньги. Он напомнил о набожности людей в период с XIV по XVIII века, попытавшись отыскать в те времена хотя бы один пример самоубийств и не найдя их. По его словам выходило, что самоубийство появилось тогда, когда стали приходить в упадок монастыри. Раньше разочаровавшийся, обманутый, разорившийся, переживший большую боль человек становился монахом. Это было как бы моральным способом пустить себе пулю в лоб, моральным, а не физическим самоубийством: человек хоронил себя в огромной общей могиле, которая называлась монастырем. Там он молился Богу и зачастую находил утешение. А сегодня ничего этого больше не осталось: монастыри разрушены, закрыты или очень редки, а молитвы возносятся к небу. Осталась одна работа: работать – значит молиться! Для меня его слова стали откровением, и я посмотрел на того, кто эти слова произносил.
Проповедник был красивым молодым монахом в испанском одеянии лет двадцати пяти, не более. Бледный худой доминиканец с большими черными великолепными глазами! В нем сочеталось то, о чем он проповедовал: молитва и труд! Чувствовалось, что этот человек беспрестанно молится и постоянно трудится.
Я осмотрелся вокруг и стал думать, какую же работу я могу исполнять. Руссо научил своего Эмиля профессии водопроводчика. Меня, к сожалению, не обучили никакой профессии. И тут я увидел какого-то человека лет тридцати: на нем была куртка из черного бархата, в руке он держал фуражку. На одежде его была прикреплена кожаная пластинка. Я признал в нем комиссионера. Этот комиссионер стоял, прислонившись к колонне и внимательно слушал проповедника. Подойдя к нему, я оперся о ту же колонну. И решил не терять его из виду, поскольку мне надо было задать ему несколько вопросов. Мне пришлось дослушать проповедь до самого конца. Но священник еще не закончил говорить, а я уже решил для себя, что буду жить… Проповедник, сойдя с кафедры, прошел мимо меня.
– Как ваше имя, отец мой? – спросил я его.
– Для людей или для Бога? – ответил он.
– Для Бога.
– Брат Доминик.
И он прошел мимо… Толпа разошлась. Я проследовал за комиссионером. На углу улицы Сен-Рош я нагнал его.
– Простите, приятель, – обратился я к нему.
Он обернулся.
– Я вам нужен?
– Да, вы мне нужны, – ответил я с улыбкой.
– Вы хотите пойти обходным путем или прямым?
– Нет, просто хочу получить кое-какие сведения.
– А! Понимаю: мсье иностранец…
– В жизни – да.
Он удивленно посмотрел на меня.
– Вам нравится ваша профессия? – спросил я его.
– Черт побери! Все зависит от того, что вы под этим подразумеваете.
– Просто спросил, нравится ли она вам.
– Конечно. Поскольку я ею занимаюсь!
– Позвольте заметить, что это не всегда довод.
– Да что же вы хотите узнать?
– Сколько вы зарабатываете?
– Можно тысячи, можно сотни франков. Но на пропитание, в общем, хватает.
– Не могли бы вы ввести меня в курс дела?
– Спрашивайте, я буду отвечать.
– Сколько вы зарабатываете в день? День на день, конечно, не приходится, но в среднем сколько?
– В хороших кварталах где-то пять-шесть франков.
– Это выходит две тысячи франков в год, так?
– Примерно так.
– И сколько из них тратите?
– Приблизительно половину.
– Значит, в год вы откладываете?..
– По тысяче франков.
– А каковы неприятные стороны вашей профессии?
– Я таких не знаю.
– Вы свободны?
– Как ветер.
– Мне казалось, что на службе людей…
– Людей? Да господь с вами! Кто же сегодня не на службе у людей? Даже сам король Карл X – он ведь первый на службе! Честное слово, я намного свободнее его!
– Как это?
– Если поручение кажется мне подозрительным, я от него отказываюсь. Если поклажа кажется мне слишком тяжелой, я отрицательно качаю головой. Самое главное – это чтобы тебя знали. А когда тебя знают, можно и выбирать.
– И давно вы занимаетесь этим?
– Десять лет.
– И за эти десять лет ни разу не пожалели, что выбрали именно эту профессию?
– Ни разу.
Я на секунду задумался.
– Это всё? – спросил человек.
– Последний вопрос.
– Задавайте.
– Если человек захотел стать комиссионером, что ему нужно для этого сделать?
Комиссионер посмотрел на меня с улыбкой.
– Уже не хотите ли вы стать комиссионером?
– Возможно.
– О! Это делается очень просто. И не надо иметь высоких покровителей.
– И как же поступить?
– Пойти в префектуру с двумя свидетелями, которые поручатся за вашу честность, и попросить, чтобы вас зарегистрировали.
– И сколько же это будет стоить?
– Да ровным счетом ничего.
– Спасибо, приятель…
Я достал из кармана пять франков и протянул их ему.
– Это еще зачем? – спросил он.
– Плата за труд, за то, что вы мне ответили.
– Это не был труд. Скорее удовольствие. А за удовольствие денег не берут.
– Тогда давайте пожмем друг другу руки. И примите мою благодарность.