Сальватор
Шрифт:
Насвистывая, он поднялся во второй этаж.
Ключ торчал и в двери, ведущей в мастерскую, и в той, что вела в спальню.
— Ого! Ах ты, молодость, беззаботная молодость! — воскликнул капитан, видя такое равнодушие Петруса к собственной безопасности.
Он бесшумно открыл дверь в мастерскую и просунул голову в образовавшуюся щель.
В мастерской никого не было.
Капитан с шумом выдохнул воздух и как можно тише притворил дверь.
Но как он ни старался, петли скрипнули.
— Дверь-то смазки просит! — прошептал капитан.
Он подошел к двери в спальню и отворил ее с теми же предосторожностями.
Дверь не скрипела, а на полу лежал отличный смирнский ковер, мягкий и заглушавший любые шаги; «старый морской волк» подошел к самой постели Петруса, но тот так и не проснулся.
Петрус лежал, выпростав из-под одеяла руки и ноги и разметав их в стороны, словно пытался во сне подняться.
В таком положении он был очень похож на мальчика из басни, спящего подле колодца.
Капитан, чья ученость в иные минуты доходила до педантизма, сразу овладел ситуацией и потряс крестника за руку, словно мальчика, о котором только что шла речь, за собой же, по-видимому, оставив роль Фортуны:
Послушай-ка, малыш, я жизнь твою спасаю, Но будь разумнее отныне, умоляю! Ведь упади ты вниз, винили бы меня… [38]Возможно, капитан продолжал бы цитату, если бы не Петрус: внезапно проснувшись, он широко раскрыл испуганные глаза и, увидев перед собой капитана, потянулся к оружию, висевшему у него в изголовье для украшения и в то же время для защиты. Он выхватил ятаган и, несомненно, без всяких объяснений поразил бы моряка, но тот успел перехватить его руку.
38
Лафонтен, «Фортуна и дитя». — Перевод Г. Адлера.
— Потише, мальчик, потише, как сказал господин Корнель. Вот дьявол! Похоже, тебе привиделся кошмар, признавайся!
— Ах, крестный! — вскричал Петрус. — Как я рад, что вы меня разбудили!
— Правда?
— Да, вы правы, мне снился страшный сон, настоящий кошмар!
— Что же ты видел во сне, мой мальчик?
— Да так, всякую чушь!
— Могу поспорить, тебе привиделось, что я уехал обратно в Индию.
— Нет, если бы так, я был бы, напротив, только доволен.
— Что?! Доволен? Знаешь, не очень-то ты любезен.
— Ах, если бы вы только знали, что я видел во сне! — продолжал Петрус, вытирая со лба пот.
— Рассказывай, пока будешь одеваться, это меня позабавит, — предложил капитан с добродушным видом, который он так хорошо умел принимать в нужных случаях.
— Нет, нет, все это слишком нелепо!
— Уж не думаешь ли ты, мальчик мой, что мы, старые морские волки, не доросли до того, чтобы понимать некоторые вещи?
— Ай! — едва слышно обронил Петрус поморщившись. — Опять этот чертов «морской волк»!
Вслух он прибавил:
— Вы непременно этого хотите?
— Конечно, хочу, раз прошу тебя об этом.
— Ну, как угодно, хотя я бы предпочел никому об этом не рассказывать.
— Я уверен, тебе приснилось, что я питаюсь человечиной, — рассмеялся моряк.
— Лучше бы уж так…
— Тысяча морских чертей! — вскричал капитан. — И такого хорошенького сна было бы довольно!
— Все гораздо хуже.
— Поди ты!
— Так вот: когда вы меня разбудили…
— Когда я тебя разбудил?..
— Мне снилось, что вы меня убиваете.
— Я — тебя?
— Вот именно.
— Слово чести?
— Клянусь!
— Считай, что тебе необычайно повезло, дружище.
— Почему?
— Как говорят индийцы, снится покойник — это к деньгам, а уж они-то разбираются и в смерти и в золоте. Тебе поистине везет, Петрус.
— Правда?
— Мне тоже приснился однажды такой сон, мой мальчик; а на следующий день знаешь, что случилось?
— Нет.
— Мне приснилось, что меня убивает твой отец, — видишь, что такое сны! — а на следующий день мы с ним захватили в плен «Святой Себастьян», португальское судно, которое шло из Суматры набитое рупиями. Твоему отцу досталось тогда шестьсот тысяч ливров, а мне — сто тысяч экю. Вот что бывает в трех случаях из четырех, дружище, когда повезет увидеть во сне, что тебя убивают.
V
ПЕТРУС И ЕГО ГОСТИ
Петрус встал и, прежде чем начать одеваться, позвонил.
Вошел лакей.
— Вели запрягать, — приказал Петрус, — сегодня я выезжаю до завтрака.
Потом молодой человек занялся туалетом.
В восемь часов лакей доложил, что карета готова.
— Будьте как дома, — сказал Петрус капитану, — спальня, мастерская, будуар к вашим услугам.
— Ого, мой мальчик! Даже мастерская? — удивился капитан.
— Мастерская — в первую очередь. Полюбуетесь там сундуками, японскими вазами и картинами, которые вы спасли.
— В таком случае прошу твоего разрешения бывать в мастерской, если это не будет тебе в тягость.
— Вы можете оставаться там, пока… ну, вы сами знаете…
— Да, пока к тебе не придет модель или у тебя не будет сеанса. Договорились!
— Договорились, спасибо. В воскресенье я приступаю к портрету, это займет сеансов двадцать.
— Ого! Какой-нибудь крупный сановник?
— Нет, маленькая девочка.
Потом, напустив на себя безразличный вид, прибавил:
— Младшая дочь маршала де Ламот-Удана.
— О!
— Сестра графини Рапт.
— Не знаю такой. А у тебя здесь есть книги?
— И здесь и внизу. Вчера вечером я видел у вас в руках томик Лафонтена?
— Верно. Лафонтен и Бернарден де Сен-Пьер — мои любимцы.
— Вы найдете там помимо этих авторов еще современные романы и довольно приличную коллекцию путевых заметок.
— Ты говоришь как раз о таких двух видах литературы, которые я терпеть не могу.
— Почему?
— Что касается путешествий, я побывал едва ли не во всех уголках четырех, даже пяти частей света и прихожу в бешенство, когда вижу, какие небылицы нам рассказывают путешественники. А романы, дорогой друг, я глубоко презираю, как и их сочинителей.