Сальватор

Дюма Александр

Господин Жакаль не преминул все это заметить и не ошибся относительно причин, вызвавших бессонницу каторжника.

Ведь после праздничного ужина бывают танцы, во время танцев — пунш, после пунша наступает оргия, а она Бог знает до чего может довести.

Жибасье аккуратно исполнил этот утомительный переход из зала ресторана в спальню с оргией.

Но ни вино, ни пунш, ни оргия были не в силах свалить такого сильного человека, как Жибасье. И г-н Жакаль, вероятно, увидел бы на следующий день его привычно безмятежную и сияющую физиономию, если бы не маленькая неприятность, ожидавшая Жибасье при пробуждении: она-то и заставила каторжника растеряться и побледнеть. И читатель скоро с нами согласится, что было от чего и растеряться, и побледнеть.

Произошло следующее.

В восемь часов утра спавшего Жибасье разбудил громкий стук в дверь.

Он крикнул, не вставая с кровати:

— Кто там?

Женский голос ответил:

— Я!

Узнав голос, Жибасье отпер дверь и сейчас же снова нырнул в постель.

Судите сами о его изумлении, когда он увидел у себя бледную, растрепанную, разгневанную женщину лет тридцати; это была не кто иная, как новобрачная, жена ангела Габриеля, старая подружка Жибасье, как он сказал г-ну Жакалю.

— Что случилось, Элиза? — спросил он, как только она вошла.

— У меня украли Габриеля! — сказала женщина.

— Как украли Габриеля? — ошеломленно спросил каторжник. — Кто?

— Понятия не имею.

— Когда?

— Тоже не знаю.

— Ну-ка, дорогая, — проговорил Жибасье, протирая глаза, дабы убедиться, что он не спит. — Уж не приснилось ли мне, что вы здесь и что Габриеля украли? Что это значит? Как все произошло?

— А вот как, — отвечала Элиза. — Мы вышли из «Синих часов» и направились к дому, так?

— Хотелось бы верить, что именно так все и было.

— Молодой человек, приятель Габриеля, и еще один, незнакомец, кстати очень прилично одетый, провожали нас до самого дома. В ту минуту как я взялась за дверной молоток, чтобы постучать, друг Габриеля сказал ему:

«Мне нужно уехать завтра рано утром, и я не успею с вами увидеться, а мне необходимо сообщить вам нечто весьма важное».

«Хорошо, — сказал Габриель. — Если дело срочное, говорите сейчас».

«Это тайна», — шепнул приятель.

«Пустое! — заметил Габриель. — Элиза поднимется к себе, и вы мне обо всем расскажете».

Я поднялась в спальню… Я так устала от танцев, что уснула как колода. Утром просыпаюсь в восемь часов, зову Габриеля, он не отвечает. Я спускаюсь к привратнице и расспрашиваю ее. Она понятия не имеет: он не возвращался!

— Брачная ночь!.. — нахмурился Жибасье.

— Я тоже так подумала, — призналась Элиза. — Если бы не брачная ночь, это еще можно было бы как-то объяснить.

— Все понятно, — сказал каторжник, большой мастер объяснять самые необъяснимые вещи.

— Я побежала в «Синие часы» и в кабаре, где он обычно бывает, хотела что-нибудь разузнать, но ничего ни от кого не добилась и пришла к тебе.

— Обращение на «ты», пожалуй, несколько вольно, — заметил Жибасье, — особенно на другой день после брачной ночи.

— Да говорю тебе: брачной ночи не было!

— Это, конечно, верно, — подтвердил каторжник, который с этой минуты начал рассматривать свою старую подружку как новую. — И ты не запомнила ничего подозрительного? — продолжал он после осмотра.

— Что я должна была запомнить?

— Все, черт побери!

— Этого слишком много, — простодушно возразила Элиза.

— Скажи мне прежде, как зовут приятеля, который вас провожал, — попросил он.

— Я не знаю его имени.

— Опиши его.

— Невысокий, смуглый, с усиками.

— Это не описание: половина мужчин невысокие, смуглые и носят усы.

— Я хочу сказать: он похож на южанина.

— Какого южанина: с юга Марселя или с юга Тулона? Юг бывает разный.

— Этого не скажу; он был во фраке.

— Где Габриель с ним познакомился?

— Кажется, в Германии. Они выезжали вместе из Майнца, где обедали в одной харчевне, а потом из Франкфурта, где у них были общие денежные дела.

— Какие дела?

— Не знаю.

— Не много же тебе известно, дорогая. Из того, что ты мне сообщила, ничто не может нас направить по верному следу.

— Что же делать?

— Дай подумать.

— Ты не считаешь, что он способен провести ночь где-нибудь на стороне?

— Напротив, дорогая, это мое внутреннее убеждение. Учитывая то обстоятельство, что он не провел ночь у тебя, он непременно должен был переночевать где-нибудь еще.

— О, когда я слышу «где-нибудь еще», мне мерещатся его бывшие любовницы.

— На этот счет позволь тебя разубедить. Прежде всего, это было бы подло, затем — глупо. А Габриель не подлец и не дурак.

— Это верно, — вздохнула Элиза. — Что же делать?

— Я же сказал, что подумаю.

Каторжник скрестил руки, нахмурился и, вместо того чтобы смотреть на свою бывшую подружку, как он делал до сих пор, закрыл глаза и, так сказать, заглянул в собственную душу.

Тем временем Элиза вертела пальцами и оглядывала спальню Жибасье.

Ей показалось, что размышления Жибасье продолжаются слишком долго и в конце концов он заснул.

— Эй, эй, друг Джиба! — сказала она, встала и подергала его за рукав.

— Что?

— Ты спать вздумал?

— Говорю же тебе: я думаю! — недовольно проворчал Жибасье. Он не спал, а слово в слово повторял про себя вчерашний разговор с г-ном Жакалем и начинал подозревать, вспомнив последний его вопрос: «Где празднуют свадьбу?», что начальник тайной полиции приложил руку к исчезновению ангела Габриеля.