Самая короткая ночь
Шрифт:
К л а в а. Давай я тебя до уголка провожу.
Вместе уходят. Входит С и н я е в, лихорадочно ищет потерянное письмо. Уходит в соседнюю комнату. Входит В е р а, держа в руке ту самую бумажку, что выронил Синяев.
В е р а (растерянно). Это кому же? (Читает.) «Почему избегаешь меня? Неужели боишься? Приходи завтра в пять на Крутой берег. Буду ждать». И подписано буквой Ф.
Входит С и н я е в, слышит последние Верины слова.
С
В е р а. Нигде. Она сама у меня оказалась. Среди тетрадочных листков.
С и н я е в (про себя). Черт знает, не дом, а какой-то проходной двор…
В е р а. Значит, это вам записка?
С и н я е в. Что за дикие мысли приходят тебе в голову?
В е р а. Это не мысли. Я только спрашиваю.
С и н я е в. Но думать-то все равно надо.
В е р а. Вот я и думаю… Ой, а может, это мне? Ведь буква Ф… Федя! Дайте-ка записку.
С и н я е в. Конечно… Раз она адресована тебе. Пожалуйста.
В е р а (еще раз прочитывает записку). Надо же! Я его избегаю! Я его боюсь! Ничего не понимаю!
С и н я е в. Вот что, Вера. Я очень спешу, но уж коль скоро я оказался невольным свидетелем твоих личных дел, то послушай меня. Сохрани это в полной тайне. Сделай вид, что ты ничего не знаешь, уничтожь это послание.
В е р а. Для чего?
С и н я е в. Видишь ли… Так надо.
В е р а. А мне разобраться надо!
С и н я е в. Чудачка ты, право. Ведь ты еще чрезвычайно неопытна, в твои годы следует прислушаться к тому, что говорят старшие. Вот я и говорю: оставь это без внимания и никому ни слова. Так будет лучше для всех… В конце концов чувство проверяется временем, тем более когда дружба перерастает в любовь.
В е р а. Любовь? Это вы про кого же говорите?
С и н я е в. А ты полагаешь, что таким способом приглашают, скажем, на митинг? Словом, дело твое. Я лишь советую тебе. Но самым решительным образом прошу не упоминать об этом при Клаве. Понимаешь? Она знала этого Федю раньше, и вообще… ей нельзя волноваться.
В е р а. Да, да, я понимаю, Георгий Иванович…
С и н я е в. Значит, договорились? А бумажку эту давай порвем. Секретничать — так уж секретничать по-настоящему, правда?
Вера в задумчивости рвет записку надвое.
Вот и чудесно. Умница… Запомни, молодая девушка должна быть гордой, а не бежать на первый зов.
В е р а. Странно все-таки…
С и н я е в. Что тебе странно?
В е р а. Нет, ничего.
С и н я е в. Смотри у меня! Уговор дороже денег. Ясно? (Уходит.)
Вера стоит, не выпуская из рук разорванной записки. За окном слышится удаляющийся треск мотоцикла.
В е р а (сама с собой). Надо же… Завтра в пять часов. На Крутой берег. Буду ждать… Федя, Федя… Не-е-т, не может быть!.. Хотя и Нюрка эта что-то такое намекала… Неужели правда?.. Господи, хоть бы что-нибудь почувствовать внутри! (Не то с радостью, не то с испугом) Любовь… Любо-о-вь… (Закрыв глаза, покачивается в каком-то одной ей слышном вальсе, прижимая к груди разорванную пополам записку.)
Ночь. Залитая лунным светом
Входит ч е л о в е к с г и т а р о й.
Ч е л о в е к с г и т а р о й (в зрительный зал). Тише, тише. Пришла ночь. Люди спят и видят сны. И эта девочка, только сегодня впервые в жизни не то с радостью, не то с испугом подумавшая о любви, тоже видит сон. Свой сон… И когда, разбуженная солнцем, она откроет глаза, не говорите ей, что и вы видели то, что увидела она. Не говорите. Не надо… (Уходит.)
Фантастический Крутой берег. Фантастические пять часов. Какая-то удивительная, неземная музыка. В фантастическом освещении стоит В е р а, перед ней — на коленях — Ф е д о р.
В е р а. Встаньте, Федя. Чувство проверяется временем, особенно когда дружба перерастает в любовь.
Ф е д о р. Почему ты меня избегаешь?
В е р а. Откуда вы это взяли? Мы виделись недавно, и я еще спрашивала вас, куда мне лучше пойти работать, помните? И вы мне сказали, что мы придумаем что-нибудь, раз в библиотеке я не требуюсь, а завода здесь пока еще нет… Откуда вы взяли, что я боюсь вас? Наоборот, Федя. Помните, я шла куда-то, а вы ехали на грузовике, наверху, на ящиках, везли помидоры на станцию. Вы увидели меня и что-то крикнули, и я не разобрала, и тогда вы взяли и кинули в меня помидор, но я его не поймала, и он разбился в мокрую лепешку. Разве это называется «бояться вас»?
Ф е д о р. Но я полюбил тебя, Вера, может быть, с первого взгляда, еще тогда, когда мы шли с чемоданами со станции, и я был обросший, как зимовщик. Что ты мне ответишь на это?
В е р а. Не знаю. Честное слово.
Ф е д о р. Ты чувствуешь что-нибудь внутри?
В е р а. В том-то и дело, что ничего не чувствую. А ведь паспорт получила!.. Или вообще уж я такая деревянная?
Ф е д о р. Нет, ты другая.
В е р а. Скажите, какая я? Мне самой надо знать это.
Ф е д о р. Чрезвычайно неопытная.
В е р а. Да, мне все это говорят. Но что поделаешь? Никто не родится сразу опытным. Нужно время.
Ф е д о р. И ты никогда никого не любила?
В е р а. Наверно, еще нет. Правда, мне некоторые нравились. Из киноартистов, например. Но это было смешно и глупо, я понимаю.
Ф е д о р. Значит, ты не знаешь, что такое любовь…
В е р а (нерешительно). Хотите, Федя, я расскажу вам одну вещь. Только вы никому ни слова, хорошо?… Был у меня один знакомый мальчик, который мне очень нравился. Дима или Боря, например, все равно. Я не скажу его настоящего имени. Мы дружили. Он был на класс старше меня и этим летом получил аттестат зрелости. Он, конечно, не знал, что нравится мне, хотя вполне мог подозревать, потому что мы вместе работали в стенгазете, вместе ходили собирать металлолом и буквально каждый день виделись на переменках. Он, этот Дима или Боря, например, все равно, был в тысячу раз умнее меня по математике. И вот он получил аттестат зрелости и поехал в Москву поступать в университет… Я пришла провожать его на вокзал. Знаете, о чем я думала тогда? О том, что он… поцелует меня. Ведь на вокзале все целуются — и ничего. А если бы у меня не было любви, могла бы я думать и даже мечтать, что он меня поцелует? Вот видите, вы молчите. Есть такие вопросы, на которые никто не умеет ответить… А он, этот Дима или Боря, все равно, так и не поцеловал меня. Со всей своей родней перецеловался. Старух каких-то чмокал, а меня… а мне только руку пожал. Как на торжественном собрании.