Самая лучшая жена
Шрифт:
— Как же Литочка одна останется? — рубанул бесхитростно Рин.
— Да, задачка, — почесал в затылке леший. — А хотя… Найду я вам сторожа! Мимо него ни одна холера не проскочит. Вы одевайтеся пока, хлопчики, а я сейчас, — и он быстро шмыгнул за дверь.
— Ну что, пошли? — Валмир глянул на брата.
— Неохота, — признался тот.
— Надо, Рин, надо, — натягивая сапоги, хмыкнул Вал.
— Ну вы скоро? — в дверь сунулся лесной хозяин. — Канительщики, — припечатал он.
— Идем уже, — потянулся за курткой Рин.
— Оставь, пусть сохнет, — скомандовал леший. —
Не споря, братья вышли за дверь. Дождя и правда почти уже не было, так морось мелкая. Гроза грохотала где-то совсем далеко. Напоенный влагой воздух был настолько свеж, что хоть пей его. На ночное небо радостно высыпали умытые звезды. Аэрин аж засмотрелся.
— Медок-то сторожу отдай, — отвлек его от любования природой лешак.
Парень непонимающе завертел головой, а, увидев сторожа, шарахнулся.
Слева от входа, прижавшись широченной спиной к шершавой стене сторожки, сидел совершенно несчастный огромный насквозь мокрый медведь.
— Шарик, место! — строго скомандовал ему леший и кинул свою рукавицу на порог.
Косолапый нехотя умостил откормленный зал на хозяйскую вещицу и печально вздохнул.
— Хороший мальчик, — похвалил лешак, вручая ему миску с медом. — Умничка мой! С рукавичку был, когда я его подобрал. Сейчас-то вона какой вымахал, — он умиленно поделился с братьями и заторопился, напоминая, что калгановка греется, а лешахиха не дремлет. Она — натура страстная и вполне может обломать супругу с друзьями всю малину, то есть высококультурное общение.
— А я вам говорю, что при простуде ноги самогонкой растереть — первое дело! — втолковывал леший плетущимся рядом с ним собутыльникам.
Вал и Рин реагировали вяло, почти все свои силы и внимание отдавая тому, чтобы без потерь для мужского и человеческого достоинства добраться до заимки. Братья как могли, поддерживали друг-друга. Морально и физически.
— Моей хозяйке, ну вы ее помните, — не унимался лесовик, — только это и помогает. Бывало как зажмешь ее в березках… — его взгляд замаслился. — Ой, — леший икнул, деликатно прикрыл ладошкой рот и повинился. — Куда-то не туда меня понесло. Хотя… Можно ведь не только растирать, но и компрессы делать. Винные. На спинку там… На грудку… Да… А пока она прогревается, можно этак тихонечко подлезть и уговорить хоть на полшишечки, и простуда уйдет! Ей Великая, уйдет! Убежит! А ежели вы вдвоем за дело возьметеся…
— Я тя уважаю, — старший отлепился от младшего и насколько мог, сурово посмотрел на лесного хозяина. — Но жену не трожь, а то не посмотрю на возраст и общественное положение… Зашибу.
— Зашибет, — подтвердил младший в ответ на вопросительный взгляд лешего и кивнул, впечатавшись лбом в ствол березки, которую нежно обнимал. — А я помогу… Потому что Литочка, она такая… Такая… — в голосе младшего зазвучали слезы. — Люблю я ее!
— И я, братка, — шатнулся с нему Валмир.
— Чуйства, — прослезился лешак. — Прям как у нас с Елочкой… — и запел тоненьким
— Нет, вы только посмотрите на них, — прозвучавший из ближайших кустов бодрый голос лешачихи заставил всех троих мужчин вздрогнуть. — Забулдыги! А все ты! — ветви раздвинулись, выпуская лесную хозяйку, которая целенаправленно шла к мужу. — Только посмотрите на него! Почмокает он! Я тебя самого сейчас как чмокну, сморчок ты старый! Пьяница!
— Елочка, — расплылся в улыбке леший, — какая же ты у меня красавица все-таки. Чисто королева! Валькирия моя!
— Да и ты у меня мужчина хоть куда, — засучила рукава она. — Король виновый дубовый! — в руках лесовицы сам собой появился крапивный веник. — Что ты там давеча про радикулит толковал, Отец? — ласково пропела.
— Не помню, — благоразумно отступил лешак. — Совсем не помню, Елочка! Прям как отрезало… — молоденький густой осинник манил прозорливого лешего. Тем более, что был уже совсем рядом.
— А я напомню! — пообещала ему жена, кидаясь наперерез.
Умудренный долгой и счастливой семейной жизнью леший припустил от благоверной наутек, только пятки засверкали. Трещали осинки, возмущенно покачивая кудрявыми макушками. Напрасно старались они охладить супругов, стряхивая им за шиворот дождевую воду да только все без толку. И долго-долго еще звучал на всю пушу полный праведного негодования глас лешачихи.
— Короед ты бородатый! Один вред от тебя! Мало того, что мужиков с супружеского ложа сдернул, так ты еще и Шарика простудить умудрился! Знаешь ведь как он дождиков не любит. Малыш теперь чихает громче Литочки! Уууу! Так бы и убила! Нет! Не трожь! Куды?! Охальник, знаю я твои полшишечки!
— Пошли отсюда, — откашлялся, скрывая смех, позвал не иначе как волшебным образом протрезвевший Вал.
— Так-то она права кругом, — Рина мучила то ли совесть, то ли похмелье. — Может спит еще Литочка, а?
Она и правда спала. Теплая. Сладкая. Родная.
— Чтоб я еще хоть раз с лешим выпил! Да ни в жизнь! — клялся Рин, торопливо раздеваясь.
Вид он имел бледный, но решительный.
— Да ладно тебе, — посмеивался Вал. — Хорошо же посидели.
— Замечательно. Особенно чудесным было то, как меня только что Шарик обнюхивал.
— Он проявлял бдительность, — Валмир изо всех сил старался не расхохотаться. — А что чихнул, так он невиноватый…
— Гад ты, хоть и брат родной, — окончательно обиженный Рин примостился под бочком у жены.
— Это ты хорошо придумал, — одобрил Вал. — Думаю, что пару часиков поспать мы можем.
— А ведь все так и было… Все как этот мальчик рассказывал… — в хрустальном женском голосе слышались слезы. — Ни минуты не жалею, что шагнула тогда в зеркало. Ни секундочки.
— Сань, ты чего удумала? — натурально напугался бас. — Не плачь, ненаглядная.
— И правда, Санечка. Не нужно, — подержал тенор.