Самая шикарная свадьба
Шрифт:
Мы недоуменно смотрели друг на друга, не зная, что сказать по поводу этой Женькиной выходки, – для нас всех его уход был полнейшей неожиданностью.
– Маша, что же ты натворила! – в ужасе прошептала Икки и заревела.
Мы втроем теперь уставились на нее.
– Я вам всегда говорила, что даже самый совершенный мужчина недостоин последней подзаборной женщины-пропойцы! – заявила Пулька.
– А от Анжелки перегаром несет! – ни с того ни с сего выдала я, наверное, действительно крепко вжилась в роль
– Да? Ну-ка, ну-ка, – и Пулька, подскочив к Огурцовой, принялась ее обнюхивать. – Правда! Анжел, ты что, с Михаилом для укрепления семейных уз поддавать начала?
– Отстаньте от меня!
– И отечная ты какая! – прицепилась к ней Пулька. – Точно пила! Это я вам, девчонки, как врач говорю!
– Подумаешь, выпила вчера бутылку пива, – нехотя призналась Анжелка и закурила.
– Да ты и куришь?! – я была поражена до глубины души. Наша правильная, верующая Анжела снова начала курить!
– А как же Стеха? – сквозь слезы спросила Икки.
– А что Стеха? Молока у меня все равно нет.
– С бутылки пива не будет так разить перегаром, – не унималась Пулька.
– Две бутылки я вчера выпила! Честное слово!
Пульхерия недоверчиво и пристально смотрела на нее.
– Ну, две по два литра, а сегодня ноль пять с утра. Успокоилась?
– Ты меня удивляешь! Вы с Михаилом вместе, что ли, теперь пьете? Вы помирились?
– Одна я пила! Ночью, когда дети спали.
– Пить в одиночку – это прямой путь к алкоголизму! – высказалась Икки – она уже не плакала.
– Вам хорошо рассуждать. Мне можно в одиночку, потому что я сама – мать-одиночка! У меня не квартира, а Содом и Гоморра! Дети орут, будто их режут. Да от такой жизни не только спиться, а повеситься можно! И еще… Ну да ладно… – Она хотела что-то сказать, но передумала. Перед нами была прежняя Анжелка, которую мы знали до того момента, когда она еще не ходила в православную церковь, а потом не перешла в секту адвентистов Седьмого дня, не вышла замуж за рослого чернобрового детину Михаила и не родила Кузю. Она снова курила, ругалась матом и, более того, начала пить.
– Почему это «ладно»? Сказала «а», говори «б»! – не унималась Пулька.
– Ну не знаю даже. На душе так погано, девочки, так погано! Выпила вчера этого пива…
– И что? – вытягивала из нее Пулька.
– Как будто туда дурь какую-то подмешивают! – воскликнула она и снова замолчала.
– И что? – снова спросила Пульхерия.
– Что, что! Выпила бутылку и решила пастору позвонить, посоветоваться, что с Михаилом делать! Пока разговаривала, все подливала себе, подливала. И совсем окосела. Не знаю, сколько времени было, знаю только, что неприлично ему так поздно звонить. Но это еще что! Он мне все мол: крепись, дочь моя, поможем… – Она снова замолкла.
– И что? – в третий раз спросила Пулька – у нее от
– А я ему – да, мол, вашу мать, поможете вы!.. И послала его на три веселых буквы! – Хоть Анжелке и хотелось всегда выглядеть очень важной и серьезной, она часто пускала в ход глупые фразеологизмы времен детского сада. – Представляете – пастора, святого отца, туда послать прямым текстом! Что он теперь станет думать о нашей семье?
– Муж и жена – одна сатана! Вот что! – сквозь смех прокричала Пулька.
– А кто сейчас с детьми-то? – поинтересовалась я.
– Мой отец со свекровью.
– А Нина Геннадьевна где?
– Где ж моя мамаша-то может быть?! В церкви, за свечным ящиком, на своем боевом посту. Она сегодня во вторую смену работает, а отец отпросился.
– И все-таки, Маша, что же ты натворила?! Я теперь опять одна! А мы с Женькой так полюбили друг друга! Немецкий язык начали изучать… Он утром, как проснется, говорит мне: «Гутен морген!», а я ему…
– «Гутен морген, гутен таг, шлеп по морде, будет так!» – перебила ее Анжелка, вспомнив глупую детскую присказку.
– Машка нам всем раскрыла глаза, что Овечкин такая же сволочь, как и все мужики! Зря мы его только в содружество приняли! Пригрели змею на груди! И вообще, лучше б он в женщину переделался – дурочки мы, что отговорили его от операции! Как баба Женька был бы ничего! А теперь он все деньги, накопленные непомерным трудом, спустит на проституток и наверняка наверстает упущенное, – выпалила Пульхерия и, поймав мой укоризненный взгляд, удивилась: – Ну, а что я такого сказала-то?!
– Я решила уйти с работы, – вдруг заявила Икки.
– Это еще почему? Даже не вздумай! – запротестовала Пулька.
– Овечкин меня в издательство устроил, он там каждую неделю ошивается, а я не смогу на него смотреть.
– Ну, не знаю, – призадумалась Пулька. – Это тебе самой решать, только подыщи сначала что-нибудь приличное. Я надеюсь, ты не собираешься возвращаться в аптеку?
– Не приведи господи! – отмахнулась Икки.
– Я тут с одним проктологом познакомилась, – хитро сказала Пулька. – Такой мужик серьезный, может, он тебе насчет работы что посоветует – у него полно знакомых.
– Ой, девочки, простите меня! – всхлипнула я.
– Да ладно, что мы, не родные, что ли, – понимающе проговорила Икки и, толкнув Огурцову в бок, спросила: – А, Анжел?
– Забыто, забыто! К тому же ноги у меня и вправду выдающиеся – сорок второго размера, – призналась Анжелка.
– А чего дуться-то, Маня ведь все как есть написала, – сказала Пулька, и я почувствовала, что никто из содружества на меня больше не обижается, если не считать Женьку, но он ведь не коренной член содружества, а так – одно лишь недоразумение (пардон за каламбур).