Самая страшная книга 2015 (сборник)
Шрифт:
По деревянному настилу над нашими головами застучали первые капли дождя.
Я помнил, как в детстве тишина обволакивала округу: двери в дома захлопывались, дети прятались под одеялами, взрослые закрывали окна на улицу и вели на кухне длинные и скучные разговоры о жизни, пытаясь создать ощущение спокойствия эхом голосов.
Отсутствие скрипов и шорохов снаружи подсказывало, что через воздух крадется зло.
Сейчас я не чувствовал ничего подобного. Пещера остается пещерой, даже если внутри нее эхом разлетится каждая капля, разбившаяся о каменный пол.
Шума дождя вполне хватало. Лес был душным, жарким, притихшим, но наверняка все живое прячется от непогоды, поэтому кажется, что с деревьями творится неладное. И даже это неуютное ощущение вызывал всего лишь детский пистолет у меня в руке.
Единственная связь между мной сегодняшним и мной тогдашним, тем мальчишкой, что боялся каждого куста.
Связь с верой Лехи в Медведя и Старуху.
Глупо вот так без причины гулять под дождем среди деревьев. Видел бы кто-нибудь — покрутил бы пальцем у виска. Но так надо. С детскими страхами может справиться лишь детская вера в вещи, способные их победить. Я слишком взрослый, чтобы отнестись серьезно к разговору с сыном, но меня, как и любого взрослого, до глубины души тронул огонек надежды в глазах ребенка. Димка верит, что я помогу ему «по всем правилам», и это подкупает, это заставляет брать в руки старую игрушку и идти через лес к таинственному и страшному Пню.
Если бы я действительно верил, что там меня ждет Медведь, слуга костлявой Старухи из детских страшилок, — я бы взял двустволку.
Поэтому — все «по правилам».
Старикам я ничего не сказал. Еще решат, что мы с Димкой рехнулись на пару.
Меня тяготила мысль о том, что я оставил малого одного, но в той ситуации сложно было найти другой выход. По крайней мере, я точно знал — он будет прятаться в детской крепости и никуда оттуда не убежит.
И не сойдет с ума, как Леха.
Моя одежда пропиталась водой: волокна тканей набухли, пропустив к коже холодные капли. Стояло лето, и градусники показывали +25, но дождь почему-то казался ледяным. Губы онемели и стали синими от холода. Каждый выдох превращался в едва заметное облачко пара.
Пальцы, держащие пистолет, сводило.
Шаг за шагом продвигаясь вглубь леса, я ощущал волнение. Что я делаю? Происходило что-то странное — я забывал о своем возрасте. Мысли в голове двигались вразнобой, перебегая с одного на другое, теряя привычную логическую связанность, неторопливость. Мне казалось, что деревья вокруг замерли, и только я хотел проанализировать это (Почему замерли? Почему мне так кажется? Какая может быть причина у подобных ощущений?) — как тут же внимание переключалось на новую паранойю: я один, совсем один в лесу, и если здесь что-нибудь случится, то мне никто не поможет.
Это метание от одной навязчивой идеи к другой, с принятием каждой из них на веру и без возможности проанализировать... черт, да я, кажется, снова чувствовал себя ребенком.
Лес опять волшебный, а тишина — зловещая.
Поляна была близка, и последние шаги до нее давались очень тяжело. Привкус детства притащил с собой страхи: ноги налились тяжестью и отказывались мне
Только если двадцать пять лет назад лес дышал и светился неоновой красотой, пугая своими тайнами, то теперь он напоминал обесцвеченную картину. Даже трава под ногами словно высохла, превратившись в сухие стебли.
Как ствол протертого дождями пистолета из далекого детства.
Я сделал шаг на открытое пространство среди хаотично растущих и мертвых деревьев.
Звук исчез.
Я вошел внутрь огромной дождевой капли, где, словно в ловушке, меня ждала та самая тишина из детства.
В середине пустой поляны находился поросший мхом пень. Настолько огромный, что на его поверхности могли бы, как на кровати, лечь во весь рост два взрослых человека. Вокруг не было ни одного намека на росшее когда-то здесь дерево, не различались даже очертания ствола. Наверное, поэтому поляна всегда пользовалась дурной славой: таких больших деревьев просто не может быть. Ветви должны уходить за облака.
Не понимая, что со мной происходит, я поднял пистолет и направил его в центр дождевой капли. Затем пошел вперед, стараясь, чтобы шаги звучали как можно тише. Но эта предосторожность была лишней: вокруг стояла абсолютная тишина.
Дождь рассекал стебли травы. Беззвучно, словно в кошмарном сне.
— Выходи, — прошептал я в тишину.
Некоторое время ничего не происходило, но затем до меня донеслось копошение. Эти неестественные звуки в пространстве, погруженном в вату, резали нервы.
По спине пробежал холод, я остановился, не в силах пошевелить ни руками, ни ногами.
Даже слюну не получалось сглотнуть: она тонкой струйкой медленно стекала в горло.
Мох на поверхности пня зашевелился и начал сворачиваться в комки. Комки соединялись между собой, прилипали друг к другу, сжимались и становились плотнее, сплетаясь в черноту, — густую, словно пустота беззвездного неба, с торчащими наружу волокнами, напоминавшими шерсть. Один из комков треснул посередине и раскрылся. В трещине заблестели зубы, многочисленными белоснежными рядами уходя внутрь.
Мелкие, словно иголки.
Существо отделилось от поверхности и шмякнулось на землю, беззвучно расплескав в сторону воду из луж. Оно действительно напоминало медведя, только не такого, каким его можно увидеть в зоопарке или цирке, не такого, какой нарисован в учебнике по биологии. Это были комки мха: большой — брюхо, чуть поменьше — голова, и совсем маленькие — конечности.
Больше всего оно походило на плюшевого мишку: маленькое, ростом не выше пояса, неуклюже переваливающееся с ноги на ногу.
Движения — такие же нелепые, как движения Винни-Пуха из детского мультфильма.
Только черное тело, хорошо различимое даже среди опустившейся на лес темноты, и зубы, торчащие в голове-пасти без глаз и носа, — это было гораздо хуже, чем встретить настоящего медведя.
Дуло пистолета было направлено на существо, но я не мог нажать на спусковой крючок. Меня гипнотизировала одна и та же мысль: «Все это было правдой, он настоящий. Все это было правдой, он настоящий. Все это было правдой, он...»