Самая страшная книга 2015 (сборник)
Шрифт:
Я крепко, как мог, стиснул зубы и зажмурился. Старался представить Янку, ее синие, как море, глаза и тихий спокойный голос. Ее животик, в котором рос мой сын или моя дочь.
Тэк-с, тэк-с, тараканы. Тэк-с, тэк-с, зверье.
Буду молчать, чтобы эти твари со мной не сделали.
Но, как только я подумал об этом, слева раздался голос Штыря, спокойный и заинтересованный:
– Пожрать дадите? Тогда и побалакаем...
– Гнида, не смей!!
– я рванулся к нему из пут, грохнулся на бок, попытался доползти до паскуды в надежде вцепиться зубами в глотку.
– Ответ неверный, -
– Борис, успокой скотинку.
На мою многострадальную голову обрушился удар, затем еще один — в лицо. Тяжелыми солдатскими берцами амбал пинал меня в живот, топтал череп, крошил зубы и кости. Боли не было. Я не чувствовал ее, а может забыл, потому что милосердная темнота вернулась, накрыла...
– Интеллигента плешивого покормить, дикого — оставим на утро...
– Губер раздавал деловитые указания примерно в тысяче километров от меня.
И хронометр снова перестал щелкать.
Второе пробуждение оказалось куда хуже первого, потому что на этот раз меня били по щекам — не сильно, но теперь и легких шлепков было достаточно, чтоб разбитое лицо отозвалось на них вопящими вспышками боли. Ныла грудь, тупая боль отзывалась в ребрах и спине. Очнувшись от очередного шлепка, я повернул голову вбок и меня вывернуло желудочным соком на пол.
– Тише, Миша, тиша...
– прошептал в темноте знакомый голос.
– Штырь.. сука, падла, сволочь...
– Тихо, дурак! Заткни пасть и не издавай ни звука, если хочешь жить, - состоящие лишь из костей и кожи руки, как костыли, воткнулись мне подмышки и осторожно потянули вверх, поднимая на ноги. Пришлось сжать изо всех сил остатки зубов, чтобы не взвыть от боли.
– Стоишь? Держишься? Обопрись о стену пока.
Штырь исчез. Я привалился боком к холодной шершавой поверхности, чтоб не рухнуть, и попробовал оглядеться. С этим у меня возникли проблемы — один глаз совсем заплыл, на его месте набухала, как я чувствовал, солидная шишка, другой смог разлепить лишь узенькой щелочкой, в которую увидал перед собой коридор на тот свет, каким его описывали в желтых газетенках в прошлой жизни. Черные стены, пол, потолок — и свет впереди. Точнее, квадрат темно-синей зыбкой материи, не столь темный, как все остальное, на тон слабее. Распахнутые гаражные ворота. Выход. Свобода.
Цепкие пальцы сжали локоть.
– Стоишь? Нормально?
– Штырь говорил тихо, отрывисто. В темноте его пятнистая черепушка с хаотично рассыпанными по ней клоками белых волос плыла, как луна среди туч.
– Сам идти как, сможешь?
– Куда... идти?
– я утер губы тыльной стороной ладони, чтобы содрать запекшуюся на них кровь.
– Куда ты меня тянешь?
– К своим. К нашим.
– Какие они тебе «свои»? Ты же, гнида, сдать всех решил... за огурцы, тварь...
– Тэк-с. Еще пощечину дать? Приди в себя уже, Миша, я тебя спасти сейчас пытаюсь.
– Спасти?.. А где эти...
– Спят. Обожрались шашлыка, водяра у них тут есть, самогон какой-то... На вот, держи, - Штырь сунул мне в руки большой разводной ключ, добытый, очевидно, с верстака в другом конце гаража. Сам он тоже вооружился — сжимал кусок арматуры. И свой учебник не забыл прихватить.
– Давай, соберись, Миша. Пошли
Мы двинулись. Каждый шаг отзывался болью в левом колене — видимо, какие-то удары пришлись в ногу, — поэтому я хромал, но терпеть, а значит и ковылять кое-как — мог. Когда выбрались наружу, сумел даже отпихнуть руку помогавшего мне Штыря:
– Сам справлюсь... спасибо.
– Сам так сам. Только тише.
Ночной воздух обтекал, как холодный душ, остужая раны, приводя в чувство. Удалось раскрыть уцелевший глаз чуть шире и осмотреться. Мы были у Губера в имении, где ж еще. Впрочем, лично я здесь оказался впервые. Сюда и до Войны-то журналистов не пускали, не то что простой люд. Я увидел рядом громадный трехэтажный коттедж, почти дворец, с мраморными статуями у высоких витражных окон, широкими низкими ступеньками, убегающими в два пролета к высоченным стеклянным дверям, перед которыми каменным цветком распустился не работающий фонтан. Бортик был украшен изваяниями крылатых младенцев с луками и стрелами в маленьких ручках. Возможно, при свете дня все это выглядело заброшенным памятником былой роскоши, но сейчас, в ночной темноте, смотрелось как королевский замок из сказки. С другой стороны от гаража я разглядел три низких, вытянутых по длине и накрытых пленкой сооружения — теплицы, ими хвастался Губер. Чуть впереди, среди деревьев — бляха-муха, у них тут живые деревья растут! — угадывалось что-то вроде маленькой ротонды, внутри которой едва заметно чадил на тонких ножках мангал. Сладкий запах жареного мяса плевать хотел на мой разбитый и сломанный нос, проник внутрь, закружил голову.
– Не стой, Миша, не стой, некогда, - Штырь схватил за рукав, потянул в сторону ротонды. В слабых просветах между колоннами белела бетонная стена ограды. И ворота, через которые губерские выезжали на охоту или чтобы расставить ловушки для любопытных дураков, вроде нас.
В тени ротонды лежало тело — давишний амбал, уже без паяльной лампы, зато с копьем шампура, торчащим из горла.
– Этот у них за сторожа остался. Меня охранял, - коротко пояснил Штырь, продолжая тянуть мою руку.
Он торопился, и на то были причины, но я все равно заметил ржавое ведро в паре метров от мангала. Глянул внутрь, когда проходили мимо — и меня едва вновь не вывернуло наизнанку, благо нечем уже было. На дне ведра змеились ленты кишок, на которых, как вишенка на торте, возлежала человеческая голова. По дырам на месте глаз я узнал ту девчонку с отрезанными ногами, которую бандиты использовали в качестве приманки для ловли на живца.
– Шашлык...
– прохрипел я, замерев на месте и тем самым заставив остановиться Штыря.
– Ел?..
– Угостили, - его белеющее во тьме лицо не выражало никаких эмоций.
– Вкусно было?
– спросил я, желая превратить эту звериную морду в кровавую кашу, но не имея на то сил. Разводной ключ тянул руку к земле пудовой гирей, поднять почти невозможно, ударить им сейчас?.. С тем же успехом я мог бы взлететь.
– Сытно.
– Ты же.. мля... учитель. У тебя ж такие, как она... учились...
Его тонкие губы чуть дрогнули. Глаза превратились в узкие темные шелки. Царь Голод смотрел на меня со злобой.