Самая страшная книга 2024
Шрифт:
В воздухе чувствовалась свежесть близкого утра. Выползал из оврага туман, шарил по траве косматыми белыми лапами, оставляя на стеблях и листьях прозрачные капли. Звезды поблекли, подернулись дымкой, и уже не отыскать было среди них той самой темной проплешины. Прошелся по кронам ветер, разбудил птиц. В подлеске заворочалось зверье, засуетилось, готовясь к испытаниям и бедам нового дня.
Но люди, верные рабы Божьи, еще спали, и потому никто не видел, да и не мог увидеть, как псоглавец в монашьем подряснике и с саблей на боку брел по краю созревшего поля, как срывал обожженными пальцами колосья, и разгрызал их, и вкладывал зерна в рот отрубленной
– Не серчай, – сказал он жеребцу, беспокойно прядающему ушами. – От старой ничего не осталось, потрепали ее. Ты привыкнешь. А если Господь смилуется, то и я однажды тоже.
Привязав отрубленную голову к седлу рядом с метлой, государев псоглавец проверил подпругу, взобрался на коня, тряхнул поводьями и поехал прочь. Стук копыт стих в тающей ночи. Всадник растворился в сером сумраке, не оставив на дороге никаких следов.
Елена Щетинина
Вы поедете на бал?
– Что это? Откуда? – Света крутила машинку в руках, не зная, как поступить.
Шестилетний Витюша угрюмо смотрел на нее, засунув руки в карманы.
– Откуда она? – Света спрашивала это в десятый раз, так и не получая ответа. Она уже напоминала себе мать-ехидну из мультфильмов и сериалов – ну, такую, которая стоит и пытается добиться от малыша какой-то ерунды, о которой тот и понятия не имеет.
Но вопрос был не ерундовый, и Витюша, несомненно, знал на него ответ.
Будь Витюша ее сыном, а не племянником, она, наверное, поступила бы по-другому. Наверное, взяла бы его за шиворот и хорошенько встряхнула – чтобы выбить дурь и правду. Или же, наоборот, стала умильно заискивать – чтобы эту самую правду вытянуть из него потихоньку, осторожно, как вытягивают нитку из старого шва. Но Витюша был Ленкиным сыном, которого та подкинула сестре на пару недель – пока сама укатила в командировку, – и, как вести себя с чужими детьми, Света категорически не знала. Да и по поводу якобы своих она была все-таки теоретиком, а не практиком. И вообще не очень-то любила детей – о чем Ленка прекрасно знала и все равно подкидывала племянника: вероятно, думала, что Света рано или поздно поменяет свою точку зрения.
Ей не хотелось думать, что Витюша вор. Это слово как клеймо – до седьмого или какого там колена. Вор – значит, все. Значит, нет больше доверия. Значит, она больше не сможет удержаться от того, чтобы нет-нет да и пересчитать конфеты в вазочке – просто так, потому что захочет узнать. Значит, теперь она будет прятать кошелек, копилки – и даже шкатулку с украшениями – подальше, как можно дальше, чтобы вор не нашел. И теперь ей всегда будет мерещиться маленькая ручка, которая трогает ее вещи, щупает, перебирает, что-то ищет – и, возможно, находит…
Свету передернуло.
Кажется, Витюша заметил ее гримасу – потому что вздохнул и признался:
– Я ее купил.
– Купил? – Света еще раз посмотрела на машинку.
Витюша кивнул.
Так. Значит, все оказывается еще хуже, чем она предполагала. Она-то надеялась – хотя как тут можно вообще говорить «надеялась»! – что Витюша отобрал машинку у какого-то пацана в соседнем дворе или просто прихватил, пока никто не видел. Но «купил» означает только одно – он украл деньги. И, скорее всего, у нее.
Света сжала
– Хорошо, – медленно процедила она, стараясь не закипать. – А где ты взял деньги?
– Там, – махнул рукой Витюша. – Во дворе.
Нашел, что ли? Ну, предположим, пару рублей всегда можно откопать в песочнице. Но…
– И сколько она стоила?
– Сто рублей.
– Сто рублей? – Света еще раз покрутила машинку в руках. – Сто? Не тысячу? Точно?
– Сто, – твердо сказал Витюша.
Так, картина, кажется, начала вырисовываться. Видимо, игрушку продал какой-то наркоман, который в поисках денег на дозу украл ее у своего сына – или ограбил чужого ребенка во дворе. Но почему все-таки сто?
Это была машинка на радиоуправлении, с мигалкой, пищалкой, трынделкой, светодиодными фарами и поворачивающими во все стороны колесами. Черт, если она и стоит сотню – то никак не рублей, а долларов!
– Хорошо… – вздохнула Света. – А ты можешь показать, где ты ее взял?
– Купил, – поправил Витюша.
– Купил, – согласилась Света.
Мальчик кивнул и спокойно отправился в коридор. Света с недоверием последовала за ним – неужели действительно сейчас все расскажет?
– Только ее вернуть нельзя будет, – предупредил Витюша, натягивая кедики.
– Хорошо, хорошо, разберемся. Только покажи где.
Витюша не любил лифт – как и любые тесные закрытые помещения, – так что с восьмого этажа они спускались пешком. Шли медленно, отдыхая на каждой второй площадке. Света пропустила племянника вперед и буровила взглядом нарисованного на спине синей курточки тигра. Тигр подмигивал ей при каждом шаге Витюши. Света морщилась и прикидывала, что скажет Ленке. Ведь, как пить дать, сестра обвинит ее: недосмотрела, не заметила, не пресекла! Черт!
Тигр продолжал подмигивать, его пунктирные усы топорщились и изламывались – и Свете казалось, что в тишине подъезда она слышит не два дыхания, Витюши и свое, а три.
На всякий случай она свернула из пальцев фигу и украдкой показала ее тигру.
– Вот там. – Витюша ткнул пальцем в маленький покосившийся домик в самом углу двора.
– Там? – удивилась Света.
Это были остатки старой, еще девяностых годов, детской площадки. Причудливая конструкция из когда-то сине-зелено-красно-желтых, а теперь облупившихся черных автомобильных покрышек – в ней так классно было ползать и прыгать в детстве. П-образная труба – по задумке авторов, турник, а по мнению жителей – место для выбивания ковров. И, конечно же, тесный домик – даже чтобы заглянуть в него, нужно было согнуться в три погибели – из прогнивших досок. Для местных они были памятью о детстве, так что каким-то образом при благоустройстве двора их не снесли. Насадили цветов, поставили новый игровой комплекс с прорезиненным покрытием – и ушли, оставив огрызок прошлого тихо разлагаться в дальнем укромном углу. Детей эта рухлядь не интересовала.
Никогда. Никого.
Кроме, получается, Витюши.
– Точно там? – переспросила Света. – Купил там?
– Ага, там, – повторил он.
Света помотала головой. Глупость какая-то… Она была готова увидеть цыгана-коробейника из тех же девяностых, алкаша с мешком барахла, наркомана с бегающими глазами – но не старый гнилой домик.
– Так… Хорошо. Предположим. А… – И тут Свету охватило ужасное предчувствие. – А кто тебе продал ее?
– Э-э-э… Продавщица.
– Продавщица? Тетя? Не дядя?