Сами мы не местные
Шрифт:
Меня слегка размазывает такими новостями, я сижу над корзинкой, бессмысленно перебирая фрукты.
– Интересно, – говорит вдруг Орива. – А как целитель с этим справляется? У него ведь все время больные дома живут.
– Целитель – одинокий старик, – скрежещущим голосом поясняет Алтонгирел. – А Лиза – молодка. А ты вообще девка, а туда же. Ваше женское дело – шить, детей рожать да в обществе мужа украшать. А вы тут устраиваете бунт в муравейнике…
Твердолобая жизненная позиция Алтонгирела способна вывести меня из любого ступора
– А вот это уже дискриминация! – радостно объявляю я, подхватываясь с кресла. – А я все еще гражданка Земли, так что смотри у меня, еще под суд попадешь с такими разговорчиками. Азамат, ножик мне подкинь, пожалуйста.
Алтоша отшатывается, а когда понимает, что нож мне был нужен сливы резать, заливается краской. Орива хохочет. Из-под стола слышится робкое хихиканье старейшинской внучки, про которую все благополучно забыли.
– А ее ты тоже здесь оставишь? – тычет пальцем духовник, являя собой образчик праведного гнева.
– А что, думаешь, кто-то заподозрит Азамата в таком извращении?
Тут уже краснеют все, кроме меня и девочки, которая вряд ли что-то поняла.
– Ну и здорова же ты охальничать, – вздыхает Алтонгирел. Ну, я думаю, что он сказал примерно это.
Азамат только качает головой, а когда я подхожу помочь по хозяйству, тихо говорит:
– Так шутить женщина может только среди других женщин, а мужчина среди других мужчин. Я понимаю, что тебе трудно привыкнуть, но это важное правило вежливости.
– Ну конечно, – кривлюсь я. – Ребенка на улицу выставить можно, а по делу высказаться при мужиках нельзя. Можно подумать, если я в клубе что-то такое ляпну, они оценят.
Алтонгирел внезапно хватается за голову.
– Ой, Лиза, а что скажут твои соседки! Это ж бабы, они язык за зубами держать не будут! Тем более ты там вроде как своя… Вот позорище, они ведь и про Старейшину не постесняются небылиц наплести…
В кои-то веки опасения Алтонгирела оказываются мне созвучны. Как представлю, что я услышу завтра вечером в клубе… ох.
– Ладно, с этим мы завтра будем разбираться. А пока надо организовать ночлег. Азамат, у тебя, кажется, в чулане ширмы были? Давай отгородим один диван в гостиной и там девочку устроим. Там как, из руин дома можно какие-то вещи извлечь или совсем труба?
– Можно, только все грязное, естественно, – отвечает Алтонгирел. – Завтра будут разбирать завал, что смогут – извлекут.
Азамат уходит расставлять и протирать от пыли старенькие ширмы, я набиваю птицу сливами, обкладываю чомой и отправляю в духовку. Сливы эти замечательные, их можно как уксус использовать, чтобы замачивать жесткое мясо. Это меня Тирбиш научил. И при этом они почти не кислые на вкус! В общем, я их теперь закупаю ящиками и кладу во все подряд. Азамат вроде не жалуется.
Орива тем временем подсаживается к нашей маленькой гостье и затевает беседу. Я с ужасом понимаю, что не разбираю ничего, что говорит девочка. Я ведь с муданжскими детьми еще не общалась, а они, заразы, так противоестественно лепечут… Однако надо все-таки и мне с ней познакомиться, раз уж она тут жить будет теперь.
Подхожу и присаживаюсь на корточки перед стулом.
– Привет, – говорю. – Меня зовут Лиза.
Девочка темненькая, большеголовая, с круглым лицом и узкими черными глазами; она немного похожа на Унгуца.
В ответ на мое приветствие она что-то тараторит, надо думать, свое имя, но я ничегошеньки не разбираю.
– Ты извини, – говорю, – но я пока плоховато понимаю по-муданжски. Ты хочешь сходить к Старейшине Унгуцу?
Она решительно мотает головой, потом произносит что-то вроде «спит, так пусть спит». Только сейчас я замечаю, что ее неплохо бы помыть – яркое шерстяное платье и рейтузы по низу все перемазаны дорожной грязью, а на руки она явно опиралась, когда вставала.
– Давай-ка пойдем тебя искупаем, – предлагаю я приказным тоном. – А там как раз ужин сготовится.
Девочка, кажется, не против. Я предоставляю Ориве довести ее до ванной, а сама тем временем добываю полотенца и свою футболку, что поменьше. Есть у меня соблазн выдать ей ту самую, с марихуаной, но она и мне велика была, а эта козявка сквозь вырез вся проскочит.
В ванной мы возимся ужасно долго, потому что все бутылочки невероятно интересные, а что в них, а зачем бывают разные мочалки, а как вода попадает в кран, а, ой, ПЕНА!!!
Когда я, вся мокрая и упревшая, выхожу из ванной в клубах пара, оказывается, что футболка была не нужна: приехал Тирбиш и привез детскую одежду, одолженную его самой младшей сестрой. Всего у него сестер и братьев девять, и сейчас мать на сносях. Трудолюбивый у Тирбиша отец, ничего не скажешь.
Девочка, оказывается, его хорошо знает и, как только мы садимся за стол, залезает к нему на колени. Тирбиш с ней воркует как с родной, хотя у него это, наверное, в привычку вошло. Я уже почти сплю, день был какой-то уж очень длинный. Сквозь слипающиеся веки наблюдаю за дрессировкой мелкой и думаю, что знаю, кто будет нянькой у нашего с Азаматом чада. И правда, чего далеко ходить…
– Лиза! – Возмущенный голос Алтонгирела вырывает меня из приятных раздумий. – Зачем ты напихала в гуся слив?! Они же сладкие!
– Не хочешь, не ешь, я, что ли, тебя заставляю? – усмехаюсь я и, видимо, засыпаю прямо на столе.
Утро у меня на следующий день бурное. Азамат подорвался ни свет ни заря куда-то организовывать строительные работы. К счастью, гигантского гуся вчера даже с участием Тирбиша не всего съели, а то бы пришлось до завтрака на рынок топать, в доме-то шаром покати.
Я, впрочем, тоже просыпаюсь рано, от грохота внизу. Едва не скатившись со ступенек, обнаруживаю, что это старейшинская внучка уронила ширму, вероятно пытаясь ее отодвинуть. При виде меня она неожиданно прячется за диван.