Саммаэль
Шрифт:
«А я ведь тоже», вспомнил колдун. «Не умею в горах дышать! Совсем ведь башку отшибло!»
— Валь, а есть для меня спаскомбез полегче?
— Их подгонять надо…
— В котором я пожар тушил.
— Его Грэг продырявил… уронил лом. Так что…
— Придётся идти в десантном, — колдун поморщился. — Сука, здоровый он, еле влезает в шлюз… Он хоть заряжен?
— Ага!
И Саммаэль пошёл надевать десантный скафандр.
Пока ворочал его, эту тушу, обратил внимание на эмблему: зелёный круг на левой плечевой пластине, и в круге оскаленная белая волчья морда. Герб, что ли… ну да, герб. Империи Сьерра. «Придёт беленький волчок, и укусит за… сучок». Совсем плох стал,
И слёзы стоят в глазах. Думал же, что разучился плакать…
Когда вернулся к глайдеру и втиснулся в шлюз, Рейчел совсем придавило керметовым пузом. А лицо её оказалось на уровне грудной пластины. По крайней мере, не увижу её глаз… пока будем лететь. А лететь будем недалеко. И недолго.
А потом за стенкой тихонечко взвизгнуло — оба реактора КДР вышли наконец на режим, — и качнулся пол под ногами.
«А вот теперь — действительно — «два билетика в ад»».
А потом — через долгих… сколько? Десять минут? Пятнадцать? Да ладно, не мелочись, возьми уже сразу — «вечность»! — в крохотное окошко шлюза ворвался ослепительный оранжевый свет.
Куда уж там Териоки!
Териоки, он как ни старался — не мог воспроизвести! Так, жалкое было подобие…
Подобие рассвета в хамаде.
Насыщенно-оранжевый огонь слева — и иссиня-чёрный в зените. Кармином и киноварью горят впереди склоны мез [137] . И чёрным-чёрным лежит тень в горных ущельях…
Териоки ведь только старался воспроизвести… но всё же — он же старался…
…А потом распахнулся шлюз, и Саммаэль — спиной вперёд — вылетел из корабля!
137
Меза — столовая гора, с крутыми склонами и плоской вершиной.
…Потому что Рейчел легонько пихнула ладошкой грудную бронепластину, мешавшую ей выйти из шлюза…
…И мужика в двухсоткилограммовой броне просто отбросило в сторону!
А она — побежала.
Побежала к горам, не спрашивая дорогу, не спрашивая направления…
…Она просто знала, куда ей бежать!
И знала, говорит, с самого детства?!
На ногах Саммаэль, конечно же, устоял, отработала система стабилизации; а потом — белый волк на зелёном круге — бросился догонять.
Ну, вот и побегаем тут… с волками.
И был бег. Был просто бег. По красной рассветной хамаде.
Когда Саммаэль наконец догнал девушку, коленные шарниры давно жили собственной жизнью, — скафандр перешёл в прыжковый режим, и каждый удар оземь отдавался приглушенным эхом, — а на спидометре прыгали цифры: пятьдесят четыре, пятьдесят пять [138] … А Рейчел всё бежала, бежала на юг, бежала к своим красным горам, бежала к своему синему озеру, — бежала, не разбирая пути, — только серебряные волосы по сторонам из-под маски, — бежала, как будто бы не касаясь ногами камней… как будто вырос у неё ранцевый двигатель, — ну или попросту, крылья.
138
Мировой рекорд бега на короткие дистанции — около 38 километров в час. И отнюдь не в условиях высокогорья.
А на склоне горы, на подъёме на перевал, она прибавила ходу.
Саммаэлю пришлось остановиться и включить фары. А потом — опять — догонять.
Металась — с камня на камень — крохотная фигурка в лучах прожекторов; такая маленькая, такая тоненькая, такая хрупкая, такая нежная, — пёрла как БМД [139] , кроша — так она всё же касалась ногами земли! — песчаник в мелкую пыль и высекая белые искры. А Саммаэль — сердце передавило совсем, и казалось, что скафандр недодаёт кислороду; а ещё хотелось протереть шлем, но колдун знал, что на шлеме вода изнутри, потому что нехер, колдун, реветь, блядь, в скафандре! — всё бежал, всё бежал за ней.
139
БМД — боевая машина десанта. Гусеничная, и весьма шустрая.
А потом — колдуна здорово занесло на повороте — начался спуск к озеру. Цифры на спидометре было не разобрать: видно было уже не очень, да ещё слепил глаза серебряный свет. Отметил только воронку давнишнего взрыва на левом склоне долины…
А потом вспыхнуло прямо по курсу!
Но горел не туман! Светилась сама Рейчел! Бил ослепительный серебряный свет из-под куртки, ярко горели серебром её волосы, так ярко, что каждая песчинка на пути отбросила чёткую тень! И светила — чуть слабее, но тоже светила! — стена серебряного тумана прямо перед ней…
И Рейчел вбежала в этот туман.
И был холод.
Был ослепительный серебряный холод. Холоднее, чем жидкий азот; холодней… да холодней абсолютного нуля [140] ! Холод такой, что мгновенно — рывком! — замёрзла каждая клеточка в теле, да что там клеточка — каждый атом, каждый кварк, каждая мысль в пустой голове… благо, их там было не так уж и много. И был ослепительный серебряный звук, звук, от которого посыпались искры из глаз; ну да, вспышка серебряного звука, кто бы ещё объяснил, что бы могло это значить [141] …
140
Абсолютный ноль — он потому и «абсолютный», что холодней его даже теоретически быть не может.
141
Да вроде, это называется «синестезия»: психическое расстройство, при котором «видят звук», «слышат цвет» и так далее.
А потом был бесконечный миг обжигающей пустоты…
А потом — Саммаэль не сразу сообразил, что с ним происходит, — корежило и гнуло десантный скафандр, сгоревшие «мозги» врубали все привода вместе и вразнобой, и оставалось только расслабиться и получать удовольствие — и надеяться, что эта свихнувшаяся «жестянка» не переломает ему все кости. А потом — ну наконец-то! — скафандр сделал последнее осмысленное действие, и Саммаэль охнул, выпуская из лёгких остатки воздуха. Потому что «осмысленным действием» было выключить все привода — и открыть спинной люк!..
И хорошо ещё, что скафандр при этом лежал на животе.
А потом, выколупавшись из скафандра, дополз по песку до куртки и до кислородной маски, ткнулся в маску лицом, нащупал вентиль негнущимися руками… и тут же снова пришлось его выключать, потому что — ну холодно же! — надо было ещё надеть куртку. А куртка оказалась мала. А потом натянул-таки маску, бросил баллон через плечо… и обнаружил, что маска до сих пор пахнет Рейчел!..
И реветь в кислородной маске оказалось тоже… совсем неудобно.