Самое таинственное убийство
Шрифт:
— Выходит, Завара жив?!
— Хотел бы я услышать ответ на этот вопрос! Филимен полагает, что жив. Но как добраться до него?
— А ты не морочишь мне голову? Как это можно быть убитым — и одновременно остаться живым? С точки зрения здравого смысла, присущего нашим зрителям…
— Забудь о здравом смысле, он изжил себя, — повторил репортер фразу Филимена, еще не зная, что ей суждено стать крылатой. — Вселенной правит не здравый смысл, дитя ограниченного человеческого опыта, а объективные законы космоса. И мир, в котором мы обитаем и который освоили, —
— Двойники… — проговорила девушка задумчиво. — Я слышала, что у великих людей древности были двойники. У Наполеона, например. Или у Юлия Цезаря.
— Это разные вещи. Те двойники, о которых ты говоришь, это просто очень похожие люди. Двойник же Арнольда Завары, который возник под воздействием будатора, — это копия, совпадающая с ним во всем, вплоть до последней родинки на теле.
— Понимаю. Эта Броде как ожившее мое отражение в зеркале. Подведем предварительный итог. Один Завара находится в медцентре с затылком, размозженным пулей, и его препарируют специалисты. Другой, точно такой же, жив и здоров, но находится неизвестно где.
— В параллельном мире.
— А как его найти?
— Физики Ядерного центра будут пытаться определить его параметры.
— Сильвине нужны не параметры, а Арнольд Завара, живой и невредимый! — воскликнула девушка. — И его друзьям и коллегам — тоже. Скажи, где Завара? — В ее голосе зазвенели слезы.
— Он может быть рядом, а может — за тридевять земель. Для расщепленных миров понятия линейного расстояния не существует.
Пока велся этот диалог, криминалисты продолжали вести напряженную работу, не затихавшую ни на мгновение. И на столик двух телеведущих время от времени режиссер подкладывал новые данные.
…Они закончили работу глубокой ночью.
Сквозь полупрозрачный купол студии проступили звезды.
Репортер с напарницей шли сквозь лес рукопожатий — их поздравляли те, кто обеспечивал передачу. Несмотря на позднее время, в соседних студиях еще кипела работа: шла запись на видеопленку материалов, связанных с расследованием Филимена. Им посчастливилось в открытую дверь одной из студий они увидели Филимена. Он беседовал с биологами Земли — прибыть с других планет ученые еще не успели. Люди спорили, горячились, что-то доказывали, и только Сванте держался невозмутимо, напоминая утес, о который разбиваются волны.
— Для чего все записывается? — спросила девушка, когда они, немного послушав, отошли от двери.
— Для будущих столетий, — ответил репортер.
На улице было неуютно. Верхний горизонт встретил их сухой снежной крупкой и пронизывающим ветром. Бессонный мегаполис полыхал вдали разноцветным неоновым заревом.
— Конец света, — поежилась она и поправила очки. Он не нашелся, что ответить, глядя на ее тонкий профиль, очерченный лунным сиянием.
Только что, сидя за столиком при свете юпитеров, они пикировались, не щадили друг друга, стараясь добыть для невидимых зрителей крупицы непогрешимой истины. А тут вдруг, оставшись наедине, почувствовали необъяснимую робость. Ведь они,
Набережная была пустынной. Они шли вдоль парапета, оставляя темные следы на белом снегу, который только что успел выпасть.
Они остановились, глядя на черную воду.
— Кажется, упадешь туда — и растворишься без следа, как металл в кислоте, — сказала она.
— Ты на пороге славы.
— К ней я равнодушна.
— К славе приложится все остальное!
Она отвернулась от воды и, прислонившись к парапету, стала смотреть на дома с темными окнами. Глянула вдоль улицы, слизнула упавшую на губу снежинку и произнесла:
— Скоро наши следы заметет.
— Каждый шаг по земле темным следом отмечен, и привязчивы шепоты, словно молва, — процитировал репортер.
— Чьи стихи?
— Не помню.
— Красивые. — Вздохнула она. — Смешно, Делион стихи сочиняет. Как его Сванте наизнанку вывернул!.
— Он всех вывернул.
— Ну, я пришла немного в себя. Пойду.
— Эдвин, — вдруг протянул он руку.
— Что? Ах, да. Лучше поздно, чем никогда, — улыбнулась она. — Валентина.
— Валентина, можно проводить тебя?
— Неужели не перевелись еще рыцари? Смотри, Эдвин, пожалеешь. Я живу далеко.
— Живей, подземку закроют!
В вагоне-капсуле они нашли свободное место.
— Между прочим, я с Мартиной знакома, — сказала она. — Даже дружили когда-то.
— С дочерью Завары?
— Да.
— Расскажешь о ней? Меня интересует все, что связано с семьей Завары, с его смертью. До сих пор не могу отделаться от ощущения, что еще не все сказано, что здесь скрывается некая тайна.
— У меня тоже такое чувство. — Она откинулась на сиденье и устало прикрыла глаза.
— Никогда так поздно не ездил в подземке. Даже присесть, оказывается, можно.
Неподалеку дремала старушка, которая просыпалась на остановках, да в противоположном конце вагона веселилась компания длинноволосых юнцов и девиц с музыкальным инструментом. Они пели что-то залихватское, выкрикивая разом припев.
— Фертачники, — сказал Эдвин.
— Пожалуй. Все на одно лицо, как электроны.
— А я думаю, нет в мире двух одинаковых людей.
— В мире — да. Но не в параллельных мирах… Из головы не идет Завара. Скажи, какой дьявольский механизм воссоздает его живую копию там, в расщепленном пространстве?..
— Так ты не поняла разъяснений Филимена, — укоризненно покачал он головой. — А еще берешься перед всем светом вопросы задавать.
— Я задавала вопросы от имени публики, которая тоже мало что смыслит в таких заумных вещах.
— Ничего дьявольского здесь нет. Конечно, человек — чудовищно сложная система. Но все равно он не более, чем совокупность элементарных частиц. На этом и основана возможность возникновения двойников. А если у природы есть возможность, она обязательно ее осуществит. В этом мы убедились сегодня.