Самое таинственное убийство
Шрифт:
— В плоском пространстве время в каждой точке течет одинаково, оно подобно могучей равнинной реке, — сказал репортер. — Когда сработал туннельный эффект и бешеные частицы с пробужденной памятью вырвались наружу, все изменилось. Время, как и пространство, разбилось на несколько рукавов, в каждом скорость течения времени была своя. А в каком-то куске пространства, став неустойчивым, время повернуло вспять…
— И намного оно отошло назад?
— По расчетам Сванте, на несколько дней. Тогда Завара работал в своем кабинете, и его контур —
— Так это был призрак?
— Нет, материальное образование, сотканное из частиц, удерживаемых силовым полем.
— Так что, выходит, это было существо из плоти, костей и теплой крови? — воскликнула девушка.
— Нет.
— Я совсем запуталась!
— Это был не сам Завара, который, как известно, находился в эту пору в гостиной. И не его двойник, представляющий собой точную копию оригинала. Это была как бы первая примерка к двойнику, его набросок.
— Но набросок был материален?
— Конечно.
— Почему же он висел над полом?
— А почему висит пыль? Почему висит пар от дыхания в морозную погоду?
Репортер уже вошел во вкус живого разговора и даже начал находить в нем удовольствие.
— Сегодня утром, перед тем, как выйти из дому, я подошла к зеркалу, — сказала девушка. — Дохнула на поверхность — на нее набежала маленькая туманность. Отошла — и туманность испарилась. Может, и призрак Завары, который увидел марсианин, — такая же эфемерная туманность?
— Модель похожая. Частицы, образовавшие фигуру, через несколько мгновений разлетелись.
— Почему?
— Может, благодаря легкому дуновению воздуха. Слишком случайны и слабы были связи между частицами.
— Расщепленные пространства… Параллельные пространства… Скажи, люди впервые сталкиваются с ними?
— Впервые.
— Я вспомнила моего любимого Генриха Гейне. Ему принадлежит удивительная фраза: «Мир дал трещину, и эта трещина прошла через сердце поэта». Может, Гейне догадывался, что существуют расщепленные миры, которые откроются людям через несколько столетий? Или Шекспир, который сказал; «Порвалась связь времен»: он предвидел относительность времени.
— У великих писателей встречаются такие прозрения, — произнес репортер и подумал: «А она не только хороша, но и неглупа».
Отчет белкового сыщика Сванте Филимена вели сотни репортеров. По всем каналам, по всем планетам, по всем закоулкам мира, обжитого человечеством. Даже на космические корабли, которые не успели слишком сильно отдалиться от Солнечной системы.
Близился кульминационный момент — сообщение Филимена о том, как непосредственно произошло убийство короля физиков. Было решено, что отчет об этом должен вестись только по одному каналу. Можно себе представить, какая популярность и какой успех ждали этого счастливчика!
…В перерыве эксперты смешались с репортерами, и толпа хлынула в буфет — отдохнуть и обменяться впечатлениями.
Долговязый репортер с партнершей с трудом протискивались
— Хочу взять интервью у Сванте Филимена, снять на видео, — сказала девушка. — Но до него теперь не доберешься.
— Да, для этого надо быть по меньшей мере, президентом. Ты не утратила к Филимену интерес, узнав, что это белковый?
— Наоборот! Послушай, а может, мы его в буфете встретим?!
— В твоей хорошенькой головке гуляет ветер: белковые не употребляют человеческую пищу.
— А что их питает?
— У них другие источники энергии.
— Ты же сам слышал только что, Сванте рассказывал, что ему в комнату регулярно доставляли пищу.
— Не мог он раньше времени открыть свои карты.
— Жаль, не задала тебе этот вопрос во время репортажа.
— Ты и так его запорола своими дурацкими вопросами.
— Прости, увлеклась.
— Что теперь говорить? — махнул рукой репортер. — Поезд уехал.
— А операторам нравилось!..
— Ладно, оставим эту тему.
В кафе стоял дым коромыслом. Пробираясь с подносами, они нашли свободный столик в дальнем углу, за автоматом, вносившим свою лепту в общий гам.
— Ешь быстрей, в зал опоздаем, — сказала девушка, прожевывая бутерброд.
— Что спешить? Сидеть там простым зрителем? Репортаж будет вести только один счастливчик.
В двери кафе произошло какое-то движение, там что-то выкрикивали, но что — разобрать было невозможно. Автомат оглушительно орал над самым ухом:
О, каменное сердце, Как растопить тебя?Он стукнул по автомату кулаком, и тот смолк, поперхнувшись на середине музыкальной фразы. В наступившей тишине репортер услышал, как на все лады повторяют его имя.
— Эй, я здесь. Что случилось? — помахал он рукой.
К столику протиснулся режиссер последней передачи.
— Всюду тебя ищу! — выкрикнул он. — Твой репортаж признан лучшим.
— Это какой?
— Где ты с девицей какой-то на пару выступаешь. Где ты откопал такую? Вроде с глупинкой, а потом как разошлась, как начала подкидывать ехидные вопросики — только держись!
— Потише.
— А что? Мы здесь никому не мешаем, — оглянулся режиссер. — А теперь — бегом в зал!
— Что я там потерял?
— Чудак, тебе поручено вести главный репортаж! Не зря говорят: дуракам счастье.
— Если это так, то везло бы больше тебе. Так ты меня не разыгрываешь? — Репортер поднялся.
— Э, нет, голубчик. Только в диалоге, вместе с напарницей. Это ж надо: глупа как пробка, но играет в интеллектуалку. Быстренько ищи свое сокровище.
— А сокровище нечего искать. Вот оно, — показал репортер на особу в очках. Она сидела полуотвернувшись за столиком и не обращала, казалось, ни малейшего внимания на разговор, занятая своим кофе.