Самое таинственное убийство
Шрифт:
— Я ведь здесь все свободное время провожу. — Он приостановился и показал палкой на дальнюю рощу, облитую лунным сиянием. — Видите тот лесок? Он начинается сразу за оврагом. Меня влечет туда, словно магнитом.
Вокруг царил синий фосфорический полусвет. Мороз пощипывал за щеки. Позади остались башня космосвязи, бегущие дорожки, неутомимо движущиеся фигуры белковых. Впереди открылась слабо мерцающая под луной снежная поляна. Женская и три мужские фигуры, отбрасывая гигантские тени, двигались в сторону леска, который сизой подковой охватывал с северо-востока территорию Ядерного
— Давайте заедем на виллу, к Сильвине? — предложила спутникам Даниель.
— Я не против, — сказал марсианин.
Глаза Эребро вспыхнули радостью, и он вопросительно посмотрел на Делиона.
— Слишком далеко, — сказал Александр. — Мы доберемся туда только к утру. У нас нет времени.
Снег под лыжами похрустывал. Местность пошла под уклон.
— Я в сосульку превращусь! — Рабидель остановился, воткнул подле себя палки и принялся варежкой растирать нос, — даже на Марсе таких морозов не припомню.
— Какая потрясающая луна! — воскликнула Даниель. — Круглее ничего не бывает на свете.
— Однажды на вилле я спросил у Филимена: с помощью какого теста можно, отличить белкового от человека? — произнес Делион. — И он сказал: с помощью окружности.
— Окружности? — удивилась Даниель.
— Да. Нужно нарисовать окружность рукой, без помощи циркуля. Как бы человек ни старался, точной окружности у него не получится. А вот у белкового выйдет идеальная окружность.
— Если эту идею развить… — начал марсианин.
— Только чур, никаких ученых разговоров! — перебила Радомилич. — Я игру предлагаю: кто назовет круглый предмет, с которым лучше всего сравнить луну?
— Сковородка.
— Метательный диск.
— Колесо.
— Больше выдумки! — поощрила Даниель.
— Электронная орбита.
— Заумно, Эребро!
— Круг почета, — произнес Делион и с торжеством посмотрел на спутников.
— Лицо славного Атамаля: оно круглее любой луны, — с расстановкой сказал марсианин.
Они остановились у края оврага, откуда повеяло погребом. Постояли, чтобы дать Делиону отдышаться, и начали медленно, лесенкой, спускаться. Воздух здесь казался холоднее, чем на открытом пространстве.
Эребро шел впереди. Видно было, что дорога ему знакома. Дно оврага поросло чахлым ельником. Пахло хвоей.
— Вот сюда я и хотел привести вас, — сказал Эребро, и они разбрелись по дну, каждый в душе надеясь на удачу.
Но не повезло никому. Да и как искать Эфемерную грань, разделяющую расщепленные пространства? По легкому прикосновению внезапного вихря?
Непонятному звуку? По незримой пленке, которая рвется от малейшего прикосновения?
На обратном пути они встретили группу поисковиков, которая тоже без успеха возвращалась в Ядерный.
Глава 19
Весна
Чем жарче пригревало солнце, тем озабоченнее становились лица физиков.
Несколько раз прилетал Филимен. Когда он появлялся, его стремительную фигуру чуть ли не одновременно можно было видеть в разных концах обширной территории Ядерного. Больше всего времени он проводил в корпусе, где сооружалась громоздкая, неуклюжая на вид установка — сердце эксперимента. На последнем
— Возможно, к новой трещине «прилипнет» старая, — высказал Эребро очередную «безумную» идею.
Даниель с любопытством погружалась в новый для себя мир — мир непостижимых скоростей, непостоянных, скачущих величин, мир, где масса переходит в энергию, а энергия — в массу. А как представить себе электрон? Частица — не частица, волна — не волна. Выплыло давнее детское воспоминание — светлячок на ночном лугу.
Этот странный микромир жил по собственным диковинным законам, и его все время потрясали катастрофы. Одни частички гибли, взрываясь, словно маленькие солнца, другие нарождались. Световой луч — эталон прямизны — шел по кривой, и вдруг выяснялось, что это и есть кратчайшее расстояние между двумя точками.
— Как устроен мир? — спросила она однажды Делкона.
— Мне физик из России рассказывал, что у них есть такая игрушка — мат… матрешка, — споткнулся Атамаль на трудном слове. — Одна кукла вкладывается в другую, и так — множество раз… Когда-то физики предполагали, что именно так устроен наш мир. Потом выяснили, что это не так. С изменением масштабов меняются и законы. И в этом, по-моему, главная трудность познания для нас, людей.
…Устроившись в уголке, Радомилич следила за ходом мозгового штурма, на который прилетел Сванте. Он расхаживал у доски с мелком в руке — воплощенное спокойствие. Споры физиков не утихали, они сыпали формулами, терминами, в которых Даниель пока еще не очень разбиралась. Участвовали в работе и белковые, правда, довольно робко — не считая, разумеется, Филимена.
Приготовленный Даниель напиток стоял на столике. Сколько выпили они его за время споров — целое море! Даниель привезла из Тибета «Книгу мертвых», которую ей подарили монахи. Прежде манускрипт, выполненный на старинном пожелтевшем пергаменте, казался ей неинтересным и малопонятным, теперь она читала его взахлеб, отдавая фолианту каждую свободную минуту. Многие места, прежде темные, теперь прояснялись. Иногда чудилось, что текст имеет прямое отношение к трагической судьбе Арнольда Завары…
Отвлекшись от своих мыслей, она прислушалась к тому, что происходит.
Филимен, расхаживая перед черной доской с равномерностью часового механизма, произнес:
— Эта формула доказывает, что граница расщепленного пространства блуждает.
— Она может наделать беды, — добавил Делион.
Прикрыв глаза ладонью, Даниель попыталась представить себе, каково оно, параллельное пространство, в которое попал Арни.
Она стоит на берегу моря. У ног узкая лента прибоя — это и есть граница между двумя стихиями, между двумя мирами. Даниель ныряет в волны, и вот уже вокруг — незнакомый мир: морские чудища, разлапистые водоросли… Она погружается все глубже, ее окутывает вечная ночь. Лишь фосфоресцирующий свет, испускаемый глубоководными тварями, позволяет что-то разглядеть. И вдруг…