Самое Тихое Время Города
Шрифт:
Агловаль засмеялся:
– Значит, от вас его не скрыть. Он заговоренный, и его видно только немногим, да еще если я хочу его показать. А так то за тубус принимают, то за зонтик. Как вы вообще меня… раскрыли?
Кэт тоже рассмеялась:
– А вы все время порывались что-то сказать и сдерживались. Особенно когда шла речь об образе Монсальвата. И о Граале.
– Но он же такую ерунду нес! Особенно о Лоэнгрине! А ведь господин Вагнер все правильно изложил. Зачем же выдумывать? – Тут Агловаль осекся и спросил: – Вам кажется, я глупости говорю? Нет, что вы, я понимаю, что истинная история творится здесь, по Ту Сторону… то есть по эту.
– Кто знает, – вздохнула Кэт, поправляя очки. – А вы как меня раскусили?
– Глаза. Я посмотрел вам в глаза и заметил…
Кэт засмеялась:
– Понятно. Надо носить очки потемнее. А вы как сюда попали?
– Мои родители отправили меня в Камелот, когда мне исполнилось восемнадцать, чтобы просить у государя Артура приключения, а потом рыцарского пояса.
– Но Артур же спит в Аваллоне?
– Да, но каждый раз в день Пятидесятницы он пирует в Камелоте всю ночь до рассвета со своими рыцарями, а потом снова уходит в туманы Аваллона, чтобы заснуть до поры. И с ним прекрасная Гвиневера, и Ланселот, и Гавейн, и все они живы в эту ночь, и нет меж ними вражды, – почти нараспев проговорил Агловаль, чуть прищурившись, словно силился разглядеть в силуэте Останкинской башни шпиль со знаменем Красного Дракона Логра. – Хотите бутерброд? С ветчиной, – вдруг спросил он.
– Хочу, – удивилась сама себе Кэт и рассмеялась. – Так вы все же расскажите о своем Камелоте и о том, как вы сюда попали.
Агловаль подошел к скамейке, достал из черного кожаного рюкзака термос и большой сверток. Подождал, пока Кэт сядет, разломил багет и предложил Кэт половину. Затем сел рядом.
– Вот, – сказал он, откусывая, – я явился ко двору и был принят, и меня усадили за пиршественный стол. Мы ждали полуночи, когда должно случиться Приключение. – Он помолчал, откусил от бутерброда кусочек. – И явилась дева… Она привела меня к кругу камней на холме. Я вошел в круг и услышал голоса в голове. Меня звали на помощь. Много разных голосов, с разных сторон. Мне хотелось броситься сразу во все стороны, но я не мог, и я впал в отчаяние и уснул на холме. А проснулся уже здесь. В Битцевском парке. Тоже лежал на холме среди леса, а рядом сидел какой-то… виллан. Но он заговорил со мной, и я понял, что этот человек послан мне Богом, дабы стать моим проводником и наставником. Он научил меня жить здесь, раз мне послано такое испытание.
– Трудно было привыкать?
– Привык, – дернул плечом Агловаль.
– Да. В этом мире не хватает благородных рыцарей, – тихо проговорила Кэт.
Агловаль помолчал. Затем тихо заговорил каким-то трепетным, неровным голосом, словно ему хотелось плакать, но он сдерживался.
В земле далекой, многим недоступной, Вознесся славный замок Монсальват. Храм, озаренный верой неотступной, Стоит, сокрытый средь его палат. Внутри него, исполнен благодати, Хранится Господом ниспосланный сосуд, Благоговейно избранные рати Бессменну стражу вкруг него несут. К нему слетает голубь благовеста, Чтоб год от года силой напоить. Грааль чистейшей мощью благочестья Способен воинство без меры наделить. Кто избран жить в служении Граалю, Тот силу дивную и стойкость обретет, Избегнет власти злобы и печали, Любой обман пред ним во прах падет. Тот не лишится горней благодати В земле безрадостной и в тягостном пути, Пройдет незнаемый сквозь вражеские рати, Кто избран свет его везде нести. Грааля суть есть таинство благое, Его не должно всуе обрести, Лишь беззаветно чистые душою Достойны участь в нем свою найти. [12]Агловаль резко замолчал, опустив взгляд в землю и сцепив руки. Кэт не осмеливалась заговорить, ощущая его мучительную тоску.
– Но разве этот город – Монсальват? И разве здесь Грааль?
– Он везде. Меня звали, я не мог не откликнуться. И если я буду достоин, Грааль узрю и здесь.
12
Пер. В. Мартыненко.
«А кто достоин? Кто безгрешен? Галахад – и тот людям казался тварью бесчувственной. А ему, может быть, от этого больно было…»
– У вас есть дама? – попыталась сменить тему Кэт.
– Что? – встрепенулся Агловаль. – А-а. Да.
Он покраснел. Затем посмотрел на Кэт прямо и открыто почти с вызовом.
– Государь мой – Господь, Дама моя – Пресвятая Дева.
– Извините, – вздохнула Кэт. – Я вовсе не хотела лезть вам в душу, простите, пожалуйста.
«Ну вот, все и прояснилось. Порой надо просто не постесняться задать самый дурацкий вопрос».
– Да нет, что вы. – Лед растаял. – Я не хотел вас обидеть, просто это… очень сложно. Мне трудно об этом говорить.
– Я больше не буду спрашивать.
– А я уже все сказал. – Он снова улыбнулся. – Вам не страшно открыться. – Он секунду молчал. – А вы здесь почему?
– Ну, – дернула плечом Кэт, – куда же попасть из Тридевятого царства, как не сюда? И еще я учиться хочу. Тут хорошо учиться. – Она вздохнула, зажмурилась на золотой закат, рассеченный тонкой иглой Останкинской телебашни там, на горизонте. – Мой город такой большой, такой светлый, и стены его из белого камня. Он не ввысь растет – вширь. И купола золотые, и перезвон такой медовый, а за стеной светлое озеро да широкая река, а за ней дремучие леса, а за ними – горы высокие, а за горами – моря широкие, а за морями – земли великие, неведомые… А каков собой Камелот?
– О, он прекрасен. На рассвете он золотой, а на закате медный, и ветер звенит в башнях. А ветер пахнет морем. Мне всегда хотелось полететь с ветром в далекие края… за моря, за леса. И вот – я даже дальше. Когда был дома, тосковал по странствиям и приключениям. А теперь тоскую по Камелоту. И все равно знаю – если вернусь, то недолго буду там, потому что снова прилетит ветер, и снова я отправлюсь в Странствие.
Они молчали, глядя на город в сизой дымке, на блеск золотых куполов и изгиб реки и на нарисованные в небе завитки ярких белых облаков.
– Извините, – послышался сзади мягкий голос – не то низкий женский, не то высокий мужской. Юноша и девушка резко обернулись. Сзади прилаживал на треногу фотоаппарат не то парень, не то угловатая девица. Нет, все-таки парень. Смуглый, с прихваченными кожаным шнуром длинными темными волосами. Еще чуть подлиннее бы ресницы да понежнее губы – и был бы отвратно смазлив, а так просто очень симпатичный парень. Не то чтобы хлипкий, просто тонкокостный – такие никогда не будут выглядеть Шварценеггерами, хоть совсем в качалке поселись. – Извините, можно я вас сниму? Очень колоритная у вас группа получается.