Самоход. «Прощай, Родина!»
Шрифт:
Заряжающий выбрался из самоходки.
– Бежим, сейчас рванет!
Стоит загореться бензину, как рванут снаряды.
Едва они отбежали на безопасное расстояние, как из люков рвануло пламя и сильно ахнуло. От взрывной волны самоходчики попадали.
– Твою мать! – не выдержал Виктор. – А что случилось-то?
– Ракетница выстрелила, – чуть не плача объяснил Олег. – Я достал ее из чехла, а она…
Виктор похолодел. Он командир, и ему отвечать, хотя его вины нет.
А к самоходке уже бежал комбат.
Самоходчики выстроились, и Виктор поднял
– Что случилось? – на комбате лица не было. Часть его самоходок сломалась на марше, а сейчас еще и взрыв… И немцы не стреляли, мог ведь быть и просто шальной снаряд.
Виктор не успел ответить, как вперед выступил заряжающий:
– Я виноват. Стал разряжать ракетницу, а она выстрелила.
Даже в сумерках было видно, как побелел комбат.
– Раздолбай! Своими руками боевую машину уничтожил. Новую, только с завода!
Олега сразу отвели к особисту – в каждом полку были представители военной контрразведки.
Виктор не спал в землянке всю ночь – переживал. А утром особист с двумя бойцами пришел за ним. У него отобрали личное оружие – пистолет ТТ, сняли ремень и повели к землянке Особого отдела. Вели под недоуменными взглядами самоходчиков полка – люди как раз шли к кухне на завтрак, и Виктору было стыдно – ведут, как преступника.
Правосудие вершилось быстро. Допрос, протокол – и вот их уже везут на грузовике на станцию, где располагался трибунал. Тоненькая, в несколько листов папка с протоколами. Даже расследовать ничего не надо, заряжающий сам сознался в случайном выстреле. А по генпрокурору Вышинскому признание обвиняемого – царица доказательства его вины.
Виктора слушать никто не стал. Председатель трибунала зачитал обвинительное заключение об уничтожении военной техники и срок. Вихров получил восемь лет, а Виктор – пять. Тюрьму заменили штрафными подразделениями.
Штрафные роты и батальоны были созданы после известного приказа № 227 И.В. Сталина. Существовали они с 25 июля 1942 года по 6 июня 1945 года. Провинившиеся красноармейцы направлялись в штрафные роты, а командиры – в штрафные батальоны. Кто приговором трибунала осуждался на 10 лет, получал 3 месяца штрафного батальона, от 5 до 8 лет – 2 месяца, до 5 лет – один месяц.
Для отправки в эти подразделения формировались маршевые роты. На всех фронтах существовали 65 отдельных штрафных батальонов численностью по 226 человек и 1037 отдельных штрафных рот по 102 человека. Через них за годы войны прошло 427 910 человек, или 1,24 % от численности РККА.
Штрафные подразделения имели постоянный и переменный состав. Постоянный – командир роты или батальона, командиры взводов, связисты и писари. Переменный – осужденные. Освободиться из таких подразделений можно было по отбытии срока, однако это удавалось малому числу. Еще освобождали по ранению. Считалось, что если ранен, значит – смыл свою вину кровью. А еще – за личное мужество в бою. Но таких были единицы.
Сталин не сам придумал штрафные подразделения – они существовали в армиях других стран. Например, Германия ввела их в 1936 году. У них существовала 36-я гренадерская дивизия СС «Дирлевангер», 999-й батальон вермахта для политических, получивших срок от 3 до 5 лет, и пятисотые батальоны – 500, 540, 550, 560 и 561 для военнослужащих, совершивших преступления во время военных действий.
Для Виктора переход из статуса боевого командира, самоходчика, в статус осужденного был шокирующим, он находился буквально в прострации.
В камере их держали недолго. Сформировав маршевую роту в 36 человек, отправили в теплушке к месту дислокации штрафбата. Везли, как заключенных – на окнах решетки, конвой. Через сутки высадили на глухом полустанке, построили в колонну и повели по грунтовке через лес.
Штрафбат располагался в землянках.
Конвой сдал личные дела штрафников в канцелярию. Вновь прибывших построили. На морозе пришлось стоять долго.
Наконец вышел комбат и представитель спецотдела. Они провели перекличку, а потом комбат обратился к присутствующим:
– Всем снять с петлиц знаки отличия. Здесь у всех одно звание – боец. Вышел за территорию батальона – расстрел, за неисполнение приказа командира в бою – расстрел. За трусость и мародерство – расстрел. Разойдись.
Командиры постоянного состава штрафбатов получали повышенное денежное довольствие, дополнительный паек и выслугу лет – месяц службы в штрафбате исчислялся в шесть месяцев.
Штрафные роты и батальоны бросали на самые напряженные и опасные участки фронта, зачастую – в лоб на пулеметы, без предварительной артподготовки. Потери личного состава были ужасающие. Оружие – винтовки – раздавались перед боем, ни пулеметов, ни гранат не было.
Все это Виктор и прибывшие с ним новички узнали в бревенчатом сарае, куда их поместили. Тут уже находились те, кто здесь пробыл неделю, месяц. Кто пробыл два – таких не нашлось.
Кормили неважно – не как военнослужащих, а по норме заключенных в лагерях.
Виктор познакомился с соседями по нарам. Слева находился, судя по выцветшим пятнам от ромбиков на петлице, комбриг, справа – капитан артиллерии. Петлицы на его форме были черные, со следами скрещенных пушечных стволов.
За что их осудили, никто из присутствующих не рассказывал, но в целом взвод, в который попал Виктор, ему понравился. Все фронтовики, мужики серьезные.
– Как в атаку бросят, любым путем надо добраться до немецких траншей, – сказал капитан. – Побежишь назад – свои же постреляют из пулеметов. А уж как ворвемся – кому повезет, хватайте у убитых немцев оружие – автоматы, гранаты. Тогда отобьемся.
– Приходилось уже в такую атаку ходить? – спросил Виктор.
– Да, два раза.
Капитан покрутил головой – нет ли в бараке кого из постоянного состава, завернул ватник и гимнастерку: за поясом у него торчал пистолет.
– У немца забрал. Выручил он меня. Если бы не этот пистолет, похоронили бы меня давно. Из-за угла траншеи немец выскочил – я первый успел шмальнуть. С винтовочкой, пока затвор передернешь, он из автомата из тебя сито сделает.