Самоход. «Прощай, Родина!»
Шрифт:
– Почему?
– Чудак-человек! Штрафнику веры нет. А вдруг оружие бросит и к врагу перейдет?
– А что, были случаи?
– Что-то не припомню… А ты, лейтенант, на фронте давно?
– С сентября сорок первого.
– Артиллерист? Петлицы черные, как и у меня.
– Самоходчик. На немецком «артштурме» воевал – на нашей ЗИС-30, потом на «сучке».
– Ездил, значит. Повезло! А я в дивизионной артиллерии, на конной тяге. Лошадей убило, раздобыли где-то трактор. К нему все пушки прицепили, он еле полз. А мы все пехом.
Капитан сплюнул, выматерился. Выпитое сказалось или наболело и прорвалось? Скажи он так в бараке – тут же донесли бы, срок добавили.
Виктор посмотрел в сторону немцев! Е-мое! Немцы шли в атаку, цепью, молча, без стрельбы, без предварительного обстрела из пушек или минометов.
– Капитан, немцы!
Штрафник выглянул из траншеи:
– Какие-то они… черные!
Он взялся за бинокль:
– Точно, форма черная.
Ни Виктор, ни капитан раньше с эсэсманами не сталкивались – черная форма была у немецких танкистов и артиллеристов. Но они не должны идти в бой пешими!
Капитан припал к пулемету.
– Беги к парням! Небось, все выпили и караульного не выставили.
Виктор схватил автомат и побежал по траншее.
И точно, в одном из блиндажей он обнаружил «теплую» компанию. Лица штрафников раскраснелись, руками размахивают, рассказывая друг другу что-то.
– Немцы в атаку идут! – закричал Виктор.
– Ща мы их!
Штрафники выбрались в траншею. Двое побежали к ручному пулемету, остальные – к миномету в большом окопе.
Виктор бросился назад, к капитану, а из окопа раздался минометный выстрел. Потом еще один… Зачастил, как из автоматической пушки, наверное – кто-то из штрафников был минометчиком.
Мины легли с перелетом, но штрафники скорректировали прицел и накрыли цепь. Часть наступающих была убита или ранена, другие же продолжали оголтело бежать вперед.
Когда Виктор подбежал к капитану, тот уже начал стрелять – короткими экономными очередями, но точно, Виктор сам видел. Очередь – и две-три фигуры падают.
– Глянь в бинокль, какие-то немцы странные…
Виктор поднес бинокль к глазам. До немцев уже сотня метров, видны отчетливо.
– Да они же пьяны в дупель, – удивился он.
– Ага, хлебнули изрядно для храбрости. Я подозревал, – кивнул капитан.
Слева от них длинными очередями бил пулемет, мину за миной посылал миномет. Цепь гитлеровцев таяла, но упорно шла вперед. Уже и Виктор стал палить из автомата, с удовлетворением видя, что не промахивается.
Из наступающих до траншеи добежали единицы, но и тех успели застрелить.
Когда к пулемету кинулся последний, Виктор нажал на спуск, но затвор только клацнул – кончились патроны. Виктор вырвал из-за пояса пистолет и почти в упор – оставалось три-четыре метра – выстрелил в немца. Тот упал, едва не достав руками до края траншеи.
Присмотревшись, капитан увидел на его шлеме две молнии.
– Так
Он оглядел поле боя, усеянное трупами в черной униформе.
– Слышал о них, но столкнулся в первый раз. Я думаю, что сегодня они уже больше не сунутся. Пошли к парням!
Вдвоем, прихватив автоматы, они пошли к штрафникам. Те уже опять были на прежнем месте, в блиндаже – допивали остатки. Увидев капитана с Виктором, зашумели:
– Садитесь, давайте по чуть-чуть!
– Не, – отказался капитан.
– Не уважаешь? – обиделась компания.
– Да вы хоть видели, кто на нас в атаку шел?!
– Немцы.
– Эсэсманы, элита Гиммлера.
– А мы их… Тр-р-р! И других так же! – хвастливо заявил один сильно пьяный штрафник.
– Ночью могут разведку послать, вырежут всех втихую.
– До вечера мы будем как стеклышки! – ударил себя в грудь один из штрафников.
– Ну-ну… Я предупредил, парни…
– Ты кто по званию? – вскочил один из штрафников.
– Капитан.
– А я майор! А ты же мне указываешь!
Капитан молча вышел, Виктор – за ним. Только успел услышать:
– Пусть катятся колбаской! Тоже мне, начальство выискалось… Такие же штрафники, как и мы!
Капитан с Виктором вернулись на свою позицию.
– Пошли в блиндаж, погреемся.
В блиндаже была печурка – немцы топили ее брикетами из опилок. Горели они жарко, но быстро прогорали. Однако блиндаж прогрелся, и оба разомлели.
К вечеру капитан поднялся:
– Идем…
– Куда?
– В блиндаже нам оставаться нельзя. Немцы расположение своей бывшей траншеи знают и по дымку из труб определят, где люди. Туда ночью и нагрянут. Прикинь: траншея полкилометра тянется, а нас осталось полсотни. И дисциплина – сам видел. Будем дозор нести. Не спи, жизнь сохранишь.
Капитан говорил разумные вещи, и Виктор согласился. Они покинули теплый блиндаж.
К ночи мороз усилился, поднялся ветерок. Было холодно, но Виктор терпел – чем он хуже капитана? Часов у обоих не было – не положены часы штрафникам.
Словно прочитав его мысли, капитан сказал:
– Ты бы хоть часы с убитых немцев снял… – Виктор уже рот открыл – возразить, но капитан опередил его: – Это не мародерство, для службы пригодится.
Часы у бойцов были редкостью. Если кто-то и носил, то большие, как будильники, и ими гордились.
У немцев же наручные часы были у всех.
Виктор снял часы с запястий ближайших к нему убитых, послушал – тикают. Одни часы отдал капитану, вторые надел себе на руку.
– Так, сейчас – ноль-тридцать. Сверим часы.
– У меня столько же. Самое гиблое время – с трех до пяти ночи, когда спать сильнее всего хочется. Разведка чаще всего именно в это время действует. Ты куришь?
– Не научился.
– И правильно! Их снайперы на огонек стреляют. А разведка по дыму, по запаху чует, где противник стоит.