Самоидентификация
Шрифт:
Вспоминаю Серегу Демина. Моего приятеля. Работягу. Сына одного крупного бизнесмена. Чувак сел на трешку. Уложил в кому дегенерата из «СтопХама», пока товарищи того отвлеклись. Жалко парня. Серегу, конечно. Этим ублюдкам не понравилось, что он на свободной дороге встал рядом с парковкой на ряду, чтобы на десять минут зайти в какую-то контору. А он пришел, когда они обклеивали лобовое. Твари.
– А вообще, ты извини, - оборачивается, перекидывает сигариллу в руку с коктейлем; протягивает мне руку; жму. – С днюхой тебя, мужик. Будь таким же Настоящим Мужиком, -
Благодарю. Но знаю, что начался он уже не так. От этого необходимо уйти. Сейчас мне это не нужно. Не помогает. Не лечит. Заставляет искать свою вину.
Обнимаюсь с Димкой. Он говорит, что постоит тут еще. Смотрит на плоскую телку гоу-гоу.
И мне кажется, она тоже смотрит на него, тряся крошечными сиськами и виляя ногами.
Если Димка говорит, что все хреново – значит, все гораздо хуже, чем обычно. Значит, адвокаты не справятся.
Димка на год моложе меня.
В нашей ложе уже сидят все те же плюс Мик, его азиатка и Женя Митин – мой школьный приятель, которого я сто лет не видел, - с какой-то телкой.
Они почему-то обсуждают «моего приятеля педика из Питера». Антона, то есть.
– Эй, вы, он не педик, а би, - замечаю, усаживаясь и пожимая руку Жене.
– Ну, в наше время это концептуально, на самом деле, - игнорируя мою корректуру, продолжает Мик.
– Быть педиком, я имею в виду. Вот он и прикалывается с этого.
– Как сказать, - Алессио. – Их у нас гнобят.
– Кто? Законы? – смеется Вик. – Кому не насрать на законы?
– Ну, общественное мнение все равно не то, что в Европе, - Алессио.
– Все равно, я бы не стал иметь дело, - всерьез, я имею в виду, - с педиком, - заявляет Мик.
– Антошка, блин, да? – спрашивает почему-то меня Вик; смеется.
– Он не педик, а би, ниче, а? – снова уточняю, уже раздраженно.
– Но, как ни круто это ни было, а сам процесс… Мне кажется, это ужасно, - замечает девушка Жени; морщится; присасывается к своему кальяну.
– В Питере по этой теме вообще не парятся, мне кажется, - Мик закурил и приправляет речь взмахами сигареты. – Там же типа творческая элита, все такое – они процентов на семьдесят педики.
– Он, мать вашу, не педик, а би! – уже в голос ору; по-моему, в тон музыке.
– Ладно, ладно, все, закрыли тему, - Мик махает рукой. – А ты вообще, родишься только через, – смотрит на часы, - полтора часа, по нашим сведениям. Так что – гуляй, - смеется.
– Засранец, - констатирую. – Кто-нибудь что-нибудь знает про Колю-стритрейсера?
– Вчера звонил его корешу. – говорит Алессио, пожевывая кончик сигары. – Все еще в коме. Врачи не дают никаких прогнозов. Но может остаться овощем. Вроде как.
– А все из-за какой-то шлюхи, - вздыхает Мик. – прошу прощения за лексикон, дамы.
Молча протираю лицо рукой. Говорю, что пойду прогуляюсь. Меня тотально игнорируют. Своеобразный прикол, но что-то в этом есть.
Мне кажется, я – единственный из моего круга, кто нормально относится к гомосексуалистам и тому подобным персонажам. Разумеется, разница между «голубым» и бисексуалом есть. Обычный гей – это психически нездоровый человек, который отказывается от одной из прекраснейших вещей в мире – от красоты женского тела. А «би» - это человек, который допускает своего рода многообразие. И всегда может стать просто здоровым наутралом. Антон – точно «би». Да и вообще, в чужую постель следует лезть только по приглашению на групповуху, и уж совершенно точно не стоит туда лезть со своим осуждением.
Музыка уходит в бэкграунд, и на сцене начинает болтать и взывать к публике эм-си Джесс, которого я знавал в то время, когда он подрабатывал в мелких клубах на разгоревах перед выступлениями привозных, хотя и никому не известных ди-джеев.
– Эй, уважаемый, - не сразу понимаю, что обращаются ко мне; точнее – ко мне обращается, непосредственно, эм-си. – Зайдите-ка к нам сюда.
Усмехаюсь и, приветственно махнув рукой, подхожу к сцене.
– Ну, давай, поднимайся уже!
– на весь зал, не опуская микрофона, призывает Джесс.
– Чем обязан? – спрашиваю его, пожимая протянутую руку.
– В общем, дело в следующем, - начинает, положив руку мне на плечи. – Дамы и господа, у нашего хорошего друга, – вот у этого простого московского паренька, - сегодня праздник. Это его День… чего?! Правильно, Рождения! День Рождения у этого парня! Я желаю ему, надеюсь, и от вашего имени, психического здоровья, всяческих вкусностей и всегда крепкой морковки. А теперь – пара вопросов к имениннику, - поворачивается ко мне; я смущенно посмеиваюсь; праздничная подстава, что называется. – Ты как себя чувствуешь, друг мой?
– Вменяемо. Пока еще, - говорю в протянутый микрофон.
– Ну, если бы тебя уже вносили сюда, было бы не очень презентабельно, - замечает. – Ладно, тогда такой вопрос – ты чисто зажался в этом году проводить тусу или есть еще какие-то проблемы?
– Трудные времена, - в микрофон. – Карманные бабки кончились.
– У-у-у, - сочувственно; кривляясь, конечно.
– Да ладно, гоню я. Просто я жмот. Такие дела, - отвечаю.
– А-а-а, ну, вот это уже все объясняет, - повышает голос. – Поаплодируем смелому признанию нашего друга, c’mon, people, c’mon!
Сам, вместе с залом, аплодирую Джессу. Точнее – его нахальству. Я немного в шоке, но меня нисколько не расстраивает то, что на этот раз, попытка уйти в уныние не удалась.
– А теперь, - Джесс убирает руку с меня, поднимает ее в сторону зала, - выпьем за него – все, без исключения! За хорошего человека должен выпить каждый. Пусть бар обнулится, дамы и господа. А кому не хватит – у меня ящик водки в сумке. Девушкам – скидки. Веселитесь!
Ударяет бит, музыка наполняет помещение позитивными тонами. Джесс обнимает меня, уже более скромно поздравляет и снова трясет мою руку. Я обещаю ему посигналить, если решусь устроить «пати».