Самолёт для валькирии
Шрифт:
Причём весьма неожиданным способом.
Вероятно у неё был пунктик насчёт "мужского шовинизма в литературе" и вообще того, что женщина чего-то там "не может в принципе". Она повела себя так, что уже в первые же минуты обсуждения в дискуссию были втянуты не только суфражетки, но и группа, собравшаяся вокруг братьев. И больше всего сия уже немолодая дама наседала, почему-то именно на Григория.
Как любил шутить Григорий насчёт таких ситуаций "брутальная аура бывшего военного притягивает ко мне идиотов".
Вскоре
Василий оценив складывающуюся ситуацию резко зажал рот, и красный от натуги, чтобы не заржать в полный голос, спрятался за спины спорящих. Впрочем, это же не мешало смеяться самому Григорию. Но и он сдерживался, не без оснований считая, что ему удастся раскрутить глупую суфражистку на какие-нибудь хохмочки. Тем более, что вслед за хозяйкой салона, привлечённой разгоревшейся дискуссией, подтянулся и хозяин. Сей представительный господин тоже находил забавной создавшуюся ситуацию, потому и не вмешивался наблюдая со стороны.
Вскоре зачинщица перешла к обсуждению не содержания, а литературных достоинств произведения. И тут уже самого Григория заело. Ведь дама с жаром стала уверять всех, что "мужчины такого написать в принципе не в состоянии".
Григорий оскорбился посмотрел осуждающе на даму и выдал.
– Только вот маленькое замечание: это произведение написано не женщиной.
– Это заведомая неправда!
– категорично отрезала та.
– То есть вы решили уличить меня во лжи?
– ехидно заметил Григорий.
– Да! Такие великие произведения, где так воспета женщина, её душевные порывы, мужчина написать в принципе не в состоянии!
– горячилась суфражистка.
– Вы зря так категоричны. Если автору помогали женщины, да ещё он имеет представление о женской психологии и чем она кардинально отличается от мужской, да ещё описывал впечатления о реальном человеке, то это всё получается всего лишь летописью. Аккуратно записанными фактами.
– Но это всего лишь ваши домыслы, порождённые чисто мужским шовинизмом!
– победно заключила дама.
– Да? Надеюсь вы не хотите меня вызвать на дуэль? А то это будет как-то не комильфо!
– ещё более ядовито бросил Григорий демонстрируя невозмутимость.
– А почему бы и нет?
(Кстати дуэли среди женщин в те времена были вполне обычным явлением, так что дамочка нарывалась конкретно, и явно со знанием дела.)
– А если я докажу, не сходя с этого места, что я сказал правду?
– решившись наконец, и расплывшись в улыбке предвкушения великой потехи, сказал Григорий.
Григория заело. И было обидно, что вот так, его выставляют лжецом, да ещё в обществе очень представительном.
– Попробуйте!
Григорий оглянулся. Но Натин не было видно в ближайшем радиусе. Тогда он обратил свой взор на томик, который агрессивная суфражистка держала в руках.
– Это издание... Месье Этцеля?
Та открыла книгу и взглянула на титульный лист.
– Да. Издатель - месье Этцель.
Григорий тяжко вздохнул.
– Не хотелось бы открывать инкогнито автора... Но ради сохранения чести придётся!
– мрачно выговорил Григорий.
Он довольно невежливо ткнул указательным пальцем в книгу и в категорическом тоне заявил.
– В самом тексте есть указание на автора. И вы его можете найти.
– И каким это образом?
– Очень просто! Откройте главу четыре.
Дама взглянула в глаза Григорию, помрачнела лицом, и нехотя открыла книгу. Рылась она в ней довольно долго, хотя найти ту несчастную главу было довольно легко. Всё время как она рылась, окружающие её дамы затаив дыхание ждали.
– Вот. Открыла. И что я тут должна увидеть?
– уже неприязненно спросила она, так как ничего, ясное дело, не увидела, кроме обычного текста.
– Хорошо... Второй абзац от начала главы. Прочитайте первые буквы предложений.
– А..в.. тор.
– прочла суфражистка по буквам.
.Григорий удовлетворённо кивнул.
– А теперь также третий абзац.
– Румата...
У окружающих дам округлились глаза. По толпе прошёл шум изумления.
– Четвёртый.
– тем не менее не отставал Григорий.
– Дин.
– Пятый!
Прежде чем прочитать, потерявшая кураж и изрядно сбитая с толку пожилая суфражистка глянула на Григория. В глазах её уже читалась явная растерянность.
– Эстор...
– через силу прочитала она.
– Смею напомнить, в свете данного факта, - хитро прищурившись и с ехидным подтекстом начал Григорий, - что первые произведения, призывающие к равноправию женщин, написаны не женщиной! И стали основой движения суфражисток.
Последнее возмутительницу спокойствия вообще поставило в тупик. Ведь действительно так! И она это забыла.
– Э-э...
– раздалось из-за спины потерявшей кураж дамы.
– Извините, мадам!
Мадам обернулась на нахалку, прерывающую её диалог.
Нахалка оказалась ни кем иной как Натин. Та с озадаченным выражением лица смотрела на Григория и выразительно постукивала свёрнутым веером по большому пальцу правой руки. Рядом в ажиотаже, явно слышавшая весь диалог, пританцовывала владелица салона.
– Я правильно понимаю ситуацию?
– начала Натин обращаясь к задиристой суфражистке.
– Вы умудрились каким-то хитроумным способом заставить Румата-доно раскрыть инкогнито автора?
Григорий развёл руками. Лицо же дамы с книжкой наоборот закаменело. Она явно не просекла юмора.