Самолётиха
Шрифт:
Хоть я и посмеивалась, когда она пела "Брич-Муллу" и её голосом звучало: "... Я удвоил в пути небольшую семью...", но кроме меня этого никто не замечал. А голос и слух у ребёнка феноменальные, ведь она, мне кажется, сумела в песенке "о королевском бутерброде" не раздвоить некоторые буквы, как это делала Татьяна Никитина, она их кажется расчетверила, такое коротенькое стаккато пропела, что мурашки по коже. А после "бутерброда" как-то само собой получилось продолжить тему про трудную королевскую жизнь. Мы с Верочкой неплохо спели "Всё могут короли", которую у Соседа пела какая-то Пугачёва, а потом про отставного стрелка:
Где ни войн, ни катаклизмов, ни бурь,
Появился дикий вепрь агромадный
То ли буйвол, то ли бык, то ли тур!
Сам король страдал желудком и астмой,
Только кашлем сильный страх наводил,
А тем временем зверюга ужасный,
Коих ел, а коих в плен волочил...
И король тотчас издал два декрета:
Зверя, надо, говорит, одолеть, наконец!
И отважится на это, на это,
Тот принцессу поведёт под венец!
А в отчаявшемся том государстве,
Как войдёшь, так сразу наискосок,
Бесшабашно жил в гульбе и гусарстве,
Бывший лучший, но опальный стрелок.
На полу лежали люди и шкуры,
Пели песни, пили мёды и тут...
Протрубили во дворе трубадуры,
Хвать стрелка, и во дворец волокут.
И король ему прокашлял: Не буду!
Я читать тебе морали! Юнец!
Но если завтра победишь Чуду-Юду,
То принцессу поведёшь под венец!
А стрелок: Да это, что за награда?
Мне бы выкатить портвейна бадью!
А принцессу мне и даром не надо!
Чуду-Юду, я и так победю!
А король: Возьмёшь принцессу и точка!
А не то, тебя раз, два, и в тюрьму!
Ведь это всё же королевская дочка!
А стрелок: Да хоть убей! Не возьму!
И пока король с ним так препирался,
Съел уже почти всех женщин и кур,
И возле самого дворца ошивался,
Этот самый, то ли бык, то ли тур...
Делать нечего, портвейн он отспорил,
Чуду-Юду победил и убёг...
Вот так принцессу с королём опозорил,
Бывший лучший, но опальный стрелок!
(В. С. Высоцкий, думаю, можно не пояснять.)
Теперь Бернесовские "Дорогу" и "Тётю" спели почти хором, в общем, все остались очень довольны. Вот только Николаев озадачил, что перед ноябрьскими праздниками пятого числа будет годовщина со дня образования или рождения военной разведки Красной Армии и если я к этому приготовлю небольшое выступление, будет здорово. Я тут же решила уточнить требуемый формат, на что Сергей Николаевич дал добро на весёлое что-нибудь и даже лучше, если не по теме праздника, что вон как люди сегодня радовались, устали все уже на этой войне...
Под шумок, ведь в связном полку самолётов не хватает катастрофически и появления нового техника никто особенно не ждёт, Панкратов не стал сильно афишировать себя и смотался со мной обратно в бомбардировочный полк. Объяснил это тем, что он почти уверен, что долго я безлошадной не просижу, а его к тому времени могут уже куда-нибудь запрячь и выцыганить его обратно может оказаться сложно, тем более, что в полку самолётов не хватает и его руки там сейчас сильно не нужны. В его словах был резон, да и терять такого замечательного техника как Николай Евграфович, я - что совсем дурочка...
От безнадёги безлошадья, я даже попросилась у Николаева сесть на смены радистом, вот ей Богу, кто бы мне сказал, что буду слоняться из угла в угол и дуреть от факта, что мне летать не на чём. А ведь уже была как-то почти неделя непогоды, когда никто не летал, такой ветер и грозовые дожди, что никто не рисковал вылетать, тем более, что временами видимость падала меньше пяти десятков метров. Ну, закрепили мы тогда с Панкратовым растяжками к кольям дополнительно Барбосика и куча дел нашлась. Да и восстановить навыки радоприёма мне показалось совсем не лишним. Правда из всех корреспондентов только один работал быстро и качественно, чувствуется хорошая школа. Остальные передавали и принимали очень медленно, и явно на севших батареях работали, слышимость была едва на троечку. Если в первую смену меня ещё подстраховывал Витюша, то во вторую я уже вышла полностью сама.
Кстати, наш отдел - это не вся разведка фронта, а только оперативный отдел разведуправления фронта, хотя фактически он тянет на себе всю основную работу, но есть ещё само управление в штабе, где на генеральской должности сидит наш бывший начальник, у которого Николаев был замом. Вообще, разведка - это не ребята в плащах и с кинжалами из дешёвых детективов, это огромная куча аналитической работы, переводов, опросов, допросов, сведение разных разведывательных действий в интересах разных родов войск и подразделений, и ещё вагон и маленькая тележка решаемых задач. И если разведка вовремя и правильно обеспечила сведения, то это словно само собой получилось, а вот если наоборот, то хоть яловая, а телись! И начинаются проблемы, крики, гонка и прочее, что, к слову, совсем не увеличивает эффективность действий.
На прошлой неделе поговорила с Идой, которая попросила комиссара дать ей такую возможность. На удивление, было безумно приятно услышать её живой голос, действительно что-то родственное в душе шевельнулось. Оказалось, что нам с Верочкой передают приветы огромное количество людей, которые о нас помнят, даже удивительно! Она же посетовала, что Сашенька сейчас так загружен работой в Москве, что даже ночевать домой не всегда приезжает. Я подумала, что не исключено, это из-за будущего наградного кодекса. Бывший лейтенант учится и не исключено, что его могут направить к нам на практику, что меня как-то не особо обрадовало. А вот приветы от комиссара, Софьи, Веры Николаевны, Машеньки, Марка Наумовича и ещё какие-то имена, владельцев которых я к своему стыду совсем не запомнила, искренне порадовали. Вторая порция искренней искромётной радости была дома, когда я пересказывала наш разговор Верочке, которая почти всех неизвестных мне людей прекрасно помнила и мне их описывала, а я с трудом вспоминала о ком идёт речь. Но главнее была радость сестрёнки, вот уж я рядом с ней точно бука-букой...
Папа пишет, что вернулся в свой батальон, что воюет и очень радуется, что у него такие замечательные дочери. Пришло письмо и от бабушки, которая посетовала, что один из маминых братьев - наш дядя вернулся после ранения из госпиталя, очень слабым и едва ходит. Но она очень надеется его выходить. Вообще, даже сквозь врождённый оптимизм бабушки, сквозят нотки, из которых ясно, что к деревне жизнь сейчас очень тяжёлая и не простая, что план по колхозу не смотря на уход почти всех мужчин не уменьшили, и что люди буквально жилы рвут на полях, что старшие подростки не могут дождаться, когда им придёт срок идти служить, ведь на фронте во многом легче, чем горбатиться сейчас в тылу...