Самородок
Шрифт:
Он не ответил. Несмотря на то что он начал очень хорошо (он отплатил устроителям его Дня хоумером и принес команде победное очко), на душе у него было тяжело. За последние две недели он встречался с Мемо почти каждый день, но ничуть не продвинулся. Были моменты, когда он думал: да, я начинаю ей нравиться, но не успевал он так подумать, как что-нибудь сказанное или сделанное ею заставляло перемениться — нет, не начинаю. Ну не смешно ли желать девушку, которой уже обладал, и не быть в состоянии обладать ею, потому что уже обладал; в его жизни обычная ситуация, сначала есть, потом желание того, что имел, как будто еще не имел, а в первый раз услышал об этом, и это возбуждало
В другом смысле это был неплохой вечер. По крайней мере Рой находился с ней, и они вместе ехали к океану, и все было так непринужденно. Он не совсем представлял себе, где это, и, хотя любил купаться, в этот вечер не возражал бы, если бы они никогда не доехали туда. Движение доставляло ему удовольствие, успокаивало, уменьшало душевные метания, то, что уводило его в никуда. Иногда ему хотелось избавиться от амбиций — он не понимал, откуда они у него взялись, ведь он помнил, как был доволен жизнью в ранней юности — тем немногим, что имел: собакой, палкой, одиночеством, которое так любил (и которое не томило его, как в зрелые годы). И Рой жалел, что юность так быстро закончилась. Эта мысль посещала его уже давно.
Подумав о лучшем будущем, он нажал на газ, и тут же его охватило смутное чувство опасности. Ему показалось, что за ними следят. Поскольку в зеркале заднего вида Рой не увидел ничего подозрительного, он усомнился в своем ощущении, но внезапно вспомнил черный седан, который следовал за ними от самого города, и только недавно они потеряли его из виду, свернув с шоссе. Тем не менее он продолжал посматривать в зеркало, хотя видел лишь залитую лунным светом дорогу.
Сказав, что до Джонс-Бич еще очень далеко, Мемо попросила Роя остановиться, когда они будут проезжать мимо ручья или пруда. Она хотела снять туфли и походить по воде. Высмотрев небольшой ручеек, пробегавший между участками леса, Рой притормозил. Они припарковались на обочине и выбрались из машины, но, переходя через деревянный мостик на поросший травой берег ручья, увидели надпись «ОПАСНО. ЗАГРЯЗНЕННЫЕ ВОДЫ. НЕ КУПАТЬСЯ». Рой предложил вернуться в машину и поискать другое место, но Мемо сказала, что хочет посмотреть на воду с моста. Она закурила сигарету и стояла, залитая лунным светом, глядя на воду, текущую под мостом.
— Думаю, я получил сегодня достаточно, чтобы обставить дом, — сказал Рой.
— Бампу тоже собирались устроить День, как раз перед тем, как он умер, — отозвалась Мемо.
Охваченный ревностью, он спросил:
— Мемо, что же у него было такое, чего нет у меня? — Рой выпрямился и стоял во весь рост, сильный и красивый.
Не глядя на него, она повторяла про себя имя Бампа, потом помотала головой, стараясь избавиться от наваждения.
— О, он был таким легким, беззаботным, так полон жизни. Он делал самые безумные вещи, все просто покатывались от смеха. Даже когда он играл в бейсбол, все у него получалось легко и весело. Он мог побежать ловить флайбол, а мог и не побежать, но уж если он решил поймать, одно удовольствие было смотреть, как он бежит, а уж тем более — как он ловит. Бамп заставлял вас думать, будто вам давно уже чего-то хотелось и он исполнил ваше желание. И то же самое с тем, как он бил в нападении. Когда ты ловишь или собираешься ловить, все наперед знают, что мяч приземлится в твоей перчатке или что будет хит. Для тебя это работа, иногда даже заметно твое напряжение, а для Бампа это была занятная игра, как и сама жизнь. Никто никогда не мог предсказать, что сейчас сделает Бамп, и это было замечательно.
«Значит,
Но Бамп умер, умер и похоронен в своем новом боксе [53] — шесть футов под землей, — и ему оттуда не выбраться.
Рой незаметно перевел разговор на Гаса.
— Гас? — отозвалась Мемо. — О, да он для меня как папочка.
Рой спросил, что это значит, но она рассмеялась.
53
Бокс — специальный круг на поле, где находится питчер.
— Слушай, ты такой смешной спектакль устроил с ним в Пот-оф-Файр. Как ты проделал все эти трюки?
— Запросто. У них в программе дальше стояли фокусы. Я зашел в уборную к фокуснику, и, увидев, кто я, он позволил мне воспользоваться всеми этими штуками. Просто так, для смеха.
— А кто показал тебе, как ими пользоваться?
— Никто. В разное время в моей жизни мне приходилось заниматься разными вещами.
— Какими еще, например?
— Я наверняка занимался почти всем, о чем ты можешь спросить.
— То, что ты сделал с Максом, было уморительно.
На луну набежало черное облако.
— Как странно, — пробормотала она, глядя в воду.
— Что странно?
Мемо вздохнула и промолвила, что имела в виду свою жизнь.
— Все было странно, сколько я себя помню, за исключением, может быть, двух лет, которые я провела с Бампом. Это была хорошая часть моей жизни, но очень недолгая. Когда я была маленькая, отец бросил нас. Кажется, я не была счастлива, пока в девятнадцать лет не поехала в Голливуд.
Рой молча ждал продолжения.
— Я победила на конкурсе красоты. Из представительниц всех штатов отбирали кандидатку, которой предстояло отправиться в Голливуд и стать старлеткой с перспективой хорошей карьеры. Несколько недель я чувствовала себя королевой, потом сделали кинопробу, и, хотя по внешнему виду и фигуре я проходила, проба не удалась, им не понравилось, как я играю, и меня, в сущности, отправили домой. Не пожелав возвращаться, я прожила там еще три года, работала в ночных клубах и ходила на актерские курсы, надеясь когда-нибудь стать хорошей актрисой. Не получилось. Я понимала, чего от меня требовали, но не владела искусством перевоплощения. Не могла стать не самой собой. Потом поехала на Восток, там очень много пережила после смерти матери, пока не встретила Бампа.
Рой ожидал, что Мемо заплачет, но она сдержалась.
Мемо разглядывала гальку в воде.
— После Бампа я поняла, что счастья мне не видать.
— Почему ты так решила?
— Я знаю. Знаю, потому что так чувствую. Иногда утром мне не хочется просыпаться.
Рой почувствовал в ее словах безнадежность.
— Ну а как у тебя? — спросила она.
— Что значит как у меня? — мрачно отозвался он.
— Макс говорит, что ты какой-то загадочный.
— Макс — гнида. Никто не смеет лезть в мое прошлое.
— И какое у тебя прошлое?
— Такое же, как и у тебя, в основном беспросветное.
— Что же случилось?
Ему хотелось рассказать ей все так, как рассказала она, и добавить пару деталей покруче, но не хватило духу. Нет, он не боялся поведать ей о том, что произошло с ним в первый раз (хотя при мысли об этом у него запылали щеки), нет, не хотелось говорить о тех паскудных годах, когда все, буквально все полетело в тартарары, словно так и было предопределено.