Самосвал
Шрифт:
так почему вы, полупиндеры, не запретите это гребаное оружие? не надо про сейфы и культуру оружия. любой, у кого есть ребенок, знает. лучший способ обезопасить его от чего-то — сделать так, чтобы этого Чего-то в доме просто не было. потому что за ребенком не ус-ле-ди-шь. и от того, что детям, которые в этом долбанном университете сегодня (вчера) стреляли и умирали, было уже за 20, не меняется ровным счетом ничего. давайте как взрослые люди признаем: никто из нас так и не повзрослел с тех пор как мы были детьми.
максимум,
так почему вы, полупиндеры, не запретите свободную продажу вашего гребанного оружия? вы им себя защищаете? клево вы себя защитили 11 сентября.
я не буду больше высказывать свои соображения насчет всей этой фигни. я коплю на остров, маленький остров. там я намерен трахать телок, растить детей и держаться от всех подальше. знаешь, брат, наш с тобой любимый писатель Воннегут не умер. умерли очередной малый-не-промах и тридцать человек в университете США сегодня утром. хотя малый-не-промах тоже не умер. интересно, где он снова объявится?
теперь о твоем сне. ты говоришь, во сне к тебе спустился на веревочках огромный пистолет, и ты никак не мог взвести курок этого пистолета. ты спрашиваешь, может, это что-то фаллическое, ха-ха, тем более, что у тебя и правда, признаешься ты, пару недель назад на вечеринке эта штука не сработала. слушай, брат, не парься. в твоем-то возрасте всякая фигня лезет в голову. сработает и еще не раз. а когда вообще забьешь на эту штуковину, что болтается у тебя между ног, так она вообще как отбойный молоток станет стучать, без отказа.
да и потом, судя по описанию той чувихи, которая тебе дала, вернее, пыталась дать, твой дружок повел себя совершенно верно. она ничего на личико, говоришь ты, но весит лишнего. килограмм двадцать у нее лишние, аж с боков свисает, ха-ха. сиськи классные и здоровые, но без лифчика обвисают. ну так, тяжелые ведь. но живот висит, и когда поднимаешь его складку вверх, оказывается, что внизу под ней, будто бы сыро. там все влажно от пота, словно под мышкой. ну так, а ты чего хотел — там под пузом влажно и сыро, потому что никогда не проветривается. пузо же мешает, а у девчонки должно быть только одно место, где влажно и сыро, и это не складка под животом. это уж точно, ха-ха. вот как ты ее описываешь, а потом спрашиваешь: а все ли у меня в порядке. эй, парень! ну так, блин.
на такую и у меня бы не встал, приятель. но на будущее совет. даже если перед тобой свиноматка. а судя по всему, перед тобой и была свиноматка. но тебе все рано охота повесить ее скальп на пояс, просто попроси ее поработать ртом. ротиком, ротельничком, ха-ха. понимаешь? и никакого отношения к этой глупой истории твой сон не имеет. потому что (теперь можешь записывать): этот пистолет символизирует начало нового тебя. новой жизни. это не просто сон. это видение и откровение. с этого дня что-то щелкнуло в тебе. как тумблер в ядерном чемонданчике. и ты. начинаешь. становиться. другим. в чем это проявится — уже зависит от тебя одного. может быть, ты сколотишь самую крутую в вашем универе музыкальную банду. может, прославишься как пацифист. скорее всего, как пацифист, и пистолет на это явно указывает. ты взорвешь этот мир любовью, сечешь, парняга? вот что сказал тебе пистолет из твоего сна. и извини за дурацкую подпись: таковы гребанные правила.
Искренне ваш, сотрудник астрологической службы “Опиния”, Маг Второго Круга, магистр Академии Солнца, обладатель официальной лицензии толкователя снов (номер 453473937, Регистрационная Палата РМ), Владимир Лоринков».
* * *
— Иа, — говорит Матвей.
— Заткнись, — говорю я.
— Ма, — хлопотливо обегает он гостиничную кровать. — Иа се?
— Заткнись, — едва не плачу я.
— Иа, — у него дрожат губы.
— Заткнись! — ору я на него, после чего, как истеричная мамаша, набрасываюсь на него с поцелуями, тискаю и обнимаю, чувство вины великое дело, ага.
— Иа, — тихо говорит он.
— Заткнись, — наливаю себе стакан воды я. — Это был пляжный роман, понимаешь? Сечешь, мужик.
— Бульбуль, — вспоминает море он.
— В следующем году поедем, — обещаю я. — Если денег хватит.
Денег, судя по всему, хватит. Мы в Москве, в гостиничном номере, причем добирались сюда не на метро, а на персональном автомобиле, да не с железнодорожного вокзала, а из аэропорта. Нет, я не подался в гастарбайтеры. Нам повезло: мы с десятком рассказов попали в короткий список престижной литературной премии для молодых писателей. Не старше двадцати пяти. Мне вручили статуэтку, которой Матвей сразу же едва не убил гостиничного кота, любимца приезжих и администраторов, и, что куда важнее, пятнадцать — пятнадцать, мать вашу! — тысяч долларов. Это внушало определенного рода надежды. Конверт с деньгами я спрятал на дне рюкзака, рюкзак сунул в шкаф и сразу же позвонил своей знакомой.
— Конечно, я буду, — говорит она, пока я расстегнутыми манжетами сметаю со стола крошки и пыль, — что вам привезти?
— Ну, — задумываюсь я, — философский камень, еще какой-нибудь алхимической фигни и, самое важное, выпить.
— Это все? — иронически — конечно, в ее понимании иронически — осведомляется она.
— Это все? — шепотом спрашиваю я Матвея. — Что-нибудь еще привезти, спрашивает? Чего хочешь?
Он поднимает голову и радостно говорит:
— Иа.
* * *
— Мне жаль тебя расстраивать, но у меня критические дни, — говорит она.
— Я, честно говоря, не ожидала, что ты не один, — улыбается она.
— С каких это пор у тебя ребенок? Ты мне ничего об этом не говорил и не писал, — обижается, правда, деланно, она.
— Я понимаю, что ты мужчина и тебе тяжело будет вот так, не солоно хлебавши… — улыбается она.
— Он крепко спит? — спрашивает она.