Самоубийство исключается. Смерть в аренду (сборник)
Шрифт:
– Ты очень категоричен, – возразил лорд Генри, – хотя, черт возьми, не так часто его видел.
– Я бы этого не сказал, – не согласился брат. – Наоборот, я постоянно сталкивался с ним, например, на скачках.
– Естественно, он одевался по случаю, а кто поступает иначе?
– Да, но я имею в виду не только скачки. И при других обстоятельствах он оставался верен себе. Разве ты не помнишь, Гарри, как он выглядел, когда мы ездили к нему домой в Суссексе на традиционный ежегодный обед для ваших служащих? Они создали неплохую самодеятельную драматическую группу, – объяснил он Маллету, – и я написал небольшую пьесу, которую они поставили по такому случаю. И это напомнило мне…
Он замолчал, чтобы стряхнуть пепел с сигары, и Маллет, с удовольствием попыхивая своей, рассеянно ждал, когда лорд Бернард скажет, о чем это ему напомнило, но не дождался.
– Черт возьми! – неожиданно воскликнул лорд Генри. – Наконец-то появилась хорошенькая там внизу.
Человеческая натура неизменна – хорошенькая
Пока они разговаривали, столики в ресторане этажом ниже заполнились, и ранние посетители, пришедшие ужинать, уже начали танцевать на овальном танцполе в центре зала. На одну из танцующих – высокую красивую девушку в белом платье с коротко стриженными каштановыми волосами – и обратил внимание лорд Генри. Она была более чем красива, вероятно, отчасти из-за того, что светилась счастьем. Со сверкающими глазами и приоткрытым от восторга ртом она самозабвенно двигалась в ритме музыки.
Лорд Генри развернулся в кресле, чтобы лучше видеть. Некоторое время он неотрывно смотрел на девушку, а потом сказал:
– Дженкинсон!
– Что? – не понял его брат.
– Дженкинсон. Вот как ее фамилия. Все вертелась на языке, а вспомнить не мог. Ее отец живет недалеко отсюда. Военный в отставке – генерал, если не ошибаюсь. Вместе учились в Харроу.
– Что же, мисс Дженкинсон, кажется, довольна жизнью, – заметил лорд Бернард.
– Еще бы! Ты хочешь сказать, довольна в компании с тем молодым человеком, – проворчал лорд Генри.
Маллет не принимал участия в разговоре. Бросив мимолетный взгляд на мисс Дженкинсон и отметив про себя, что она красива, он перестал обращать на нее внимание. Его значительно больше заинтересовал «тот молодой человек», танцевавший с ней.
– Ты знаешь, кто это? – услышал он голос лорда Бернарда.
– Понятия не имею. – Лорд Генри повернулся обратно и принялся за свой ликер.
Но Маллет все с большим вниманием продолжал наблюдать. Ибо здесь, в нескольких метрах от него, танцевал с довольным видом в одном из самых дорогих отелей Англии молодой Харпер – Харпер, старший клерк агентства по найму жилья, чей отец потерял состояние пять лет назад, в то утро бросивший свою работу без видимой причины и…
Мысли Маллета понеслись галопом. Движимый внезапным порывом, он встал, попросил хозяев извинить его и вышел из-за стола. Он спустился по лестнице, когда танец заканчивался, и пары начали расходиться по местам. Затем произошел курьезный случай. Неумело завязанная бабочка Харпера развязалась, и ее концы повисли у него на груди. Девушка засмеялась и начала завязывать галстук там, где они стояли – на расстоянии нескольких шагов от наблюдавшего за ними детектива. Зрелище великолепное, но галстук, завязанный девушкой, был далек от элегантности. Харпер, очевидно, почувствовал неладное и повернулся в сторону одного из зеркал, находившихся справа и слева на стене. Чтобы поправить галстук, он встал вполоборота к детективу, который, внимательно глядя через плечо, мог хорошо разглядеть его лицо, отраженное в зеркале. Их глаза встретились, и в этот момент Маллет увидел нечто такое, отчего чуть не вздрогнул. Это был мимолетный взгляд ужаса и отвращения, показавшийся инспектору невозможным на лице этого симпатичного беспечного молодого человека. Все это длилось какой-то миг. Харпер совладал с собой почти мгновенно. Бабочка была завязана к его удовлетворению, и он снова с улыбкой повернулся к своей партнерше. Потом свет был немного притушен, оркестр заиграл вальс, и они опять оказались в объятиях друг друга. Маллет остался стоять в затемненном пространстве, наблюдая и недоумевая.
Чья-то рука легла ему на плечо.
– Ну как, – раздался голос лорда Бернарда. – Если вы готовы, мы можем идти?
– Благодарю вас, – ответил Маллет. – Кажется, я увидел все, что требовалось.
Лорд Бернард вскинул брови, но промолчал. Не в его правилах было задавать вопросы, если инспектор не сказал, что именно видел и почему так внезапно встал из-за стола. Он явно относился к той категории людей, которые умеют помалкивать и уважают это качество в других. Он вышел вслед за гостем из отеля и провел его к ожидавшей машине.
– Для меня в новинку ехать с полицейским, – признался лорд Бернард, когда они миновали столб, обозначавший границу Брайтона. – До сих пор они всегда находились по другую сторону ограждения, так сказать. Вы не возражаете, если я немного прибавлю газа?
Маллет не возражал. Возможность нестись во мгле по сельской местности в феерическом блеске фар захватывала дух. «Висконти-Сфорца», как он с радостью отметил, не была одной из тех псевдогоночных машин, которые создают впечатление скорости за счет рева мотора, как у старомодного самолета. Она мчалась плавно, бесшумно и быстро. Инспектор откинулся на мягком сиденье и наслаждался ездой. Лорд Бернард, как большинство хороших водителей, не был расположен разговаривать за рулем, и путешествие проходило в тишине. Маллет провел долгий и утомительный день, но сейчас, когда машина стремительно мчалась, в голове у него тоже проносились мысли, словно стараясь не отстать от нее.
Он думал о рекомендательном письме банку, из-за которого ему пришлось совершить поездку в Брайтон. Инспектор был разочарован в том смысле, что подписавший его почти ничего не смог рассказать. Но было ли, в конце концов, из-за чего разочаровываться? Он совершенно не подозревал – и никакой здравомыслящий человек не заподозрил бы, – что милейший аристократ, с которым он только что беседовал, окажется причастным к убийству человека, чьим невольным орудием стал. Конечно, никого нельзя полностью исключать из числа подозреваемых в таком деле, как это. Но что касается его, Маллета, то он без тени сомнения выслушал его рассказ о заседании совета директоров. И этот рассказ, в конце концов, представлял собой большую важность. Она состояла в том, что кто-то в «Лондон энд империал эстейтс компани» приложил старания и весьма успешные, чтобы один из директоров поручился за Колина Джеймса. Казалось очевидным, что большинство директоров относились к своим обязанностям так же легкомысленно, как лорд Генри, и, вероятно, появление его подписи на рекомендательном письме – чистая случайность. Маллет мысленно представил себе, как, по описаниям лорда Генри, проходило собрание: Баллантайн с большой кипой бумаг перед собой, Дюпен еще с одной. Из какой подборки документов пришло это письмо? Какое-то время он обдумывал версию, по которой одному из других директоров удалось незаметно подложить его в стопку бумаг лорда Генри, но потом отмел ее как маловероятную. Таким образом, оставались только председатель и секретарь. Как бы там ни было, очевидно одно: каждый из них обладал полномочиями рекомендовать клиента банку. Сделанное окольными путями приводило к единственному выводу: настоящий автор письма не хотел, чтобы обнаружилась его связь с Джеймсом. Вот тогда-то, вспомнил Маллет, и появилось впервые его имя – так сказать, родился Колин Джеймс, которому предстояло исчезнуть в никуда месяцем позже на тротуаре улицы Мажента, оставив после себя труп в Кенсингтоне. На первый взгляд сомнительно, что Баллантайн помогал ему. Люди обычно не бывают причастными к собственному убийству. С другой стороны, между ними должна, так или иначе, быть какая-то связь, пока не установленная. Иначе как Баллантайн оказался, очевидно по своей воле, в доме, где нашел смерть? В жизни финансиста было много махинаций, которые еще предстояло прояснить. А не являлся ли Джеймс подручным Баллантайна, посвященным в некоторые его темные делишки, и, зная, что дни его сочтены, воспользовался случаем разделаться с ним и удрать с добычей, которую финансист приготовил на случай своего бегства?
Маллет подергал себя за усы и нахмурился. Нет, это также казалось маловероятным. Поскольку, если Джеймс работал на Баллантайна, это, скорее всего, было некоторое время назад. К октябрю он должен был знать, что приближается кризис в его делах. Тем не менее, по этой теории, как раз в октябре он начал интересоваться делами Джеймса. Инспектор обратился к другому варианту – Дюпену. Все, что он видел и слышал об этом человеке, привело его к убеждению, что тот способен на многое. Он был доверенным лицом Баллантайна и помощником в крупных и сложных операциях и, следовательно, обладал незаурядным умом. Будучи партнером по его махинациям, он не отличался щепетильностью. Но что послужило мотивом для убийства хозяина? Едва ли ограбление. Если Джеймс претендовал на долю добычи, с которой Баллантайн намеревался удрать, небольшой юридический шантаж мог бы послужить его цели и, рассудил инспектор, больше соответствовал его характеру, чем жестокое убийство. Кроме того, оставалась изначальная трудность в решении проблемы, как Баллантайн оказался в доме Джеймса. Если Дюпен имел отношение к тому, что Джеймс обосновался на Дейлсфорд-Гарденс, это устраняло лишь одно недостающее связующее звено между Баллантайном и Джеймсом. Судя по поведению секретаря во время дознания, не могло быть никаких сомнений, что он сильно напуган. Но чем? Вероятно, лишь тем, что в документах «Двенадцати апостолов» может обнаружиться некая его теневая деятельность. Возможно, но если бы он мог проиграть в результате разоблачения финансовых махинаций Баллантайна, едва ли совершил преступление, которое делало бы его раскрытие вдвойне вероятным. Если бы Дюпен замышлял отправить Баллантайна на тот свет, ему достало бы элементарного благоразумия, чтобы заранее обезопасить свою позицию.
Перебирая в памяти ход коронерского расследования, Маллет вспомнил, с каким драматизмом Дюпен сообщил, что имя посетителя, приходившего к Баллантайну, – Фэншоу. Что это – попытка навести тень на ясный день? Если так, то весьма неумелая. Ибо он должен был понимать: полиция не преминет установить, что компания поручилась за Джеймса за месяц до того, как Фэншоу вышел из тюрьмы. Это еще один аргумент, чтобы не приписывать ему авторство письма. Правду ли сказал Дюпен о визите Фэншоу в контору? Ведь Фэншоу мог бы сам помочь это выяснить. Но зачем понадобилось столь громогласно оглашать его имя, вместо того чтобы потихоньку сообщить полиции, как это сделал бы каждый здравомыслящий человек? Словно он хотел перевести внимание с себя на Фэншоу. Почему? Или он искренне считал, что Фэншоу отомстил Баллантайну, и опасался, не ждет ли его та же участь за причастность к событиям пятилетней давности? В целом эта версия казалась весьма правдоподобной, но загадка письма оставалась неразрешимой, как и прежде.