Самозванец
Шрифт:
Тяжелые, резкие шаги его затихли только на ковре гостиной, к которой примыкала столовая.
В столовой было пусто.
Он прошел далее несколько комнат и незаметно очутился у будуара графини.
Подойдя к нему, он вдруг остановился.
До его слуха долетел какой-то странный, порывистый шепот. Шепот этот раздавался из будуара, отделенного от приемной графини, в которой он находился, только спущенной портьерой. Он прислушался.
— Дорогая моя… Незабвенная! — с глубоким чувством говорила графиня. — Бог свидетель,
Граф не разобрал, говорила ли его жена «дорогая», «незабвенная» или же «дорогой», «незабвенный», то есть относились ли эти эпитеты к мужчине или к женщине.
Он не выдержал.
Осторожно отмахнув портьеру, он прошел в будуар.
Графиня Надежда Корнильевна стояла спиной к нему на коленях перед киотом с образами, и держала в руке чей-то портрет.
Граф Петр Васильевич также беззвучно подкрался к ней по толстому ковру и быстро перегнувшись через ее плечо, увидел, что это был миниатюрный портрет ее матери.
— Да! Только бы, Ты поддержал меня, Господь мой! — продолжала графиня, не замечая мужа. — Только бы Ты просветил его разум и открыл ему, как сам он глубоко несчастлив в своем ослеплении. А я… я, забывая себя, стану исполнять долг свой и дам ему все то счастье, какое может дать страстно любящая жена.
— Аминь! — проговорил граф.
Быстро обернувшись и вскочив с колен, графиня увидела, что на глазах ее мужа блестели слезы.
— Ты… Здесь… И именно в эту минуту! — проговорила она растерянно.
— За все сокровища мира не отдал бы я этой минуты! — воскликнул он. — Она не изгладится из души моей во всю мою жизнь. Прости, прости меня, Надя! Клянусь тебе!..
— Полно, Петя, не клянись! Возблагодарим Бога и за то, что ок просветил тебя… Что ты сознал свои заблуждения… Лучшего счастия я не могла бы для себя сегодня пожелать!
— Хорошо… Клясться я не стану… Но вот медальон… Он имеет форму сердца… Он открывается… Пусть он будет символом, что мое сердце всецело принадлежит тебе и всегда будет для тебя открыто… Верь мне, что из любви к тебе я готов на все лучшее, и что каждый раз, когда меня станет соблазнять что-либо дурное, мысль об этой минуте и об этом медальоне-символе и надежда хоть когда-нибудь добиться твоей любви станет воздерживать меня.
С этими словами он надел ей на шею медальон на золотой цепочке в виде сердца, осыпанного бриллиантами.
Надежда Корнильевна взяла обеими руками его голову и поцеловала его в лоб.
На лице графа Вельского отразилось испытываемое им блаженство от столь редкой искренней ласки его жены.
— Зачем он так поспешил? — сказала между тем как бы про себя Ольга Ивановна. — Графиня, может быть, еще не вышла в столовую.
— Как же не спешить влюбленному
— Поверьте, граф, что все уладится между ними, и в конце концов они будут любить друг друга и жить счастливо. Я, по крайней мере, приложу все силы мои для этого и употреблю все свое влияние на Надю.
— Ну, тогда, конечно, счастье их обеспечено, — снова ядовито усмехнулся Сигизмунд Владиславович.
В это время на террасу из сада вошел приехавший из города Корнилий Потапович Алфимов.
Он подозрительным, ревнивым взглядом окинул беседующую парочку.
— Где же Надя? — сказал он, здороваясь со Стоцким и Хлебниковой.
— Она с мужем в столовой… Я сейчас скажу им, что вы приехали.
Ольга Ивановна ушла в комнаты.
Корнилий Потапович и Сигизмунд Владиславович остались одни.
— Однако вы сильно, как я вижу, приударяете за Ольгой Ивановной, — сказал старик, ударяя по плечу графа.
— Я? — воззрился на него тот недоумевающим взглядом.
— Ну, конечно, вы… О чем вы тут с ней ворковали?
— Ошибаетесь, Корнилий Потапович, этот кусочек не для меня… Его, кажется, готовит себе ваш зятек…
— Что! Граф Петр?..
— Да, кажется, надо же ему утешиться от все возрастающей холодности его жены…
— Ну, этому не бывать, — сверкнул Алфимов глазами из-под очков.
— Вы что же хотите, чтобы он жил аскетом и был бы верен недоступной богине — своей жене? Ведь он моложе вас… У него кипит кровь и бьется сердце.
— Кто сказал вам, что у меня не кипит она?
— Все же не так.
— Как знать… Эта девушка производит на меня одуряющее впечатление… Вам я признаюсь, так как хочу просить вашего содействия, если только вы сами…
— Будьте покойны насчет этого… Она не в моем вкусе… Слишком серьезна и идеальна…
— Вы часто бываете здесь, подготовьте ее исподволь к моему объяснению… Я хочу предложить ей руку и сердце.
— Вы?
— Да, я… Чему же вы удивляетесь?
— Я подумал, как вы, считающийся финансовым гением, способны на такую невыгодную сделку…
— Что вы этим хотите сказать?
— Да то, что вы сразу набиваете цену на товар, который можно приобрести дешевле… Граф Вельский оказывается практичнее вас. Он начал с дешевенького, но блестящего парюра…
— Но она честная девушка, да и отец ее…
— И вы верите, при вашем знании жизни, в добродетель современных девушек и неподкупность нынешних отцов? Хлебников, ваш управляющий, и должен молчать, если не захочет потерять место… Вы возьмите ее в дом под видом присмотра за хозяйством. Вот и все.
— Конечно, — после некоторого раздумья сказал Корнилий Потапович, — так было бы удобнее, но…
— Какое там «но».
— Я думаю, что она на это не пойдет…
— Предоставьте это мне и Матильде Францовне.