Самозванец
Шрифт:
— Точно так-с… — невозмутимо ответил швейцар. — Что с вами, барин, вам худо?.. — вдруг добавил он, видя, что Федор Осипович, бледный как смерть, прислонился к притолке двери.
— Ничего, это так… со мной бывает… головокружение… Дай-ка мне стакан воды.
Швейцар бросился за водой.
Федор Осипович собрал всю силу своей воли, и когда вестник его горя возвратился, неся на подносе стакан с водой, он уже пришел в себя и, выпив залпом стакан, сказал:
— Благодарствуй. Так я к ним на дачу понаведаюсь.
— Там
Но Неволин не слыхал его.
Сунув в руку швейцара какую-то мелочь, он вышел из подъезда и, бросившись в пролетку ожидавшего его извозчика, крикнул:
— Пошел!
Без думы, в каком-то оцепенении ехал он по улицам Петербурга, сам не зная куда.
Сообразительный извозчик, которого Федор Осипович взял от подъезда меблированных комнат на Екатерининской улице, где он временно остановился, привез его обратно к тому же подъезду.
При остановке экипажа Неволин вышел из своего столбняка, бросил извозчику рублевую бумажку, вошел в подъезд, поднялся во второй этаж и, только очнувшись в своем номера, бросился ничком на постель и зарыдал.
Слезы облегчили его.
Он посмотрел на часы.
Был четвертый час в начале.
Он решился заехать в контору Корнилия Потаповича в надежде, что старик сам пригласит его к себе на дачу, и, быть может, сведет и к дочери.
С графом Федор Осипович был почти не знаком, если не считать нескольких случайных и коротких встреч.
Сказано — сделано.
Неволин снова одел пальто, взял шляпу и поехал на Невский проспект.
Корнилий Потапович оказался в конторе. В его кабинете Неволин застал и графа Вельского.
«Счастливый случай!» — мелькнуло в его голове.
Вскоре он, однако, разочаровался.
Старик Алфимов принял его очень любезно, расспрашивал обстоятельно о его заграничной поездке, но не обмолвился приглашением.
Граф Петр Васильевич Вельский при возобновлении знакомства с Федором Осиповичем обошелся с ним так холодно-вежливо, что о визите к нему не могло появиться и мысли.
— Графиня теперь никого не принимает… — бросил он между прочим в разговоре, сильно подчеркнув эти слова.
Неволин понял и вскоре, простившись, вышел из конторы Алфимова.
Надежда увидеть графиню Вельскую открыто и честно рушилась.
Приходилось прибегнуть к свиданию исподтишка.
Страстное желание видеть молодую любимую им женщину все более и более охватывало Федора Осиповича.
Он воспользовался возможностью отдыха после путешествия и не вступал в отправление своих обязанностей ординатора больницы.
В продолжение нескольких дней просидел он безвыходно в своем маленьком номере.
Голова его положительно шла кругом.
В то, что сама Надежда Корнильевна польстилась на графский титул и на возможность играть роль в высшем петербургском свете или же даже что она разлюбила его и полюбила другого, он не верил.
Он был глубоко убежден, что брак ее с графом Вельским был насильственный.
Это убеждение подтвердилось и приемом, оказанным ему в конторе Алфимова Корнилием Потаповичем и графом Петром Васильевичем.
Он ничего не сделал им дурного, и они оба не могли иметь против него ничего, кроме того, что его любила когда-то жена последнего.
Если бы только любила и променяла добровольно, то граф Вельский, торжествующий победу, не был бы так холоден к своему бывшему несчастному сопернику.
Отсюда ясен был вывод, что графиня любит его до сих пор и граф Петр Васильевич знает это.
Прийдя к этой мысли, он вышел из своего добровольного заточения и отправился на Каменный остров.
Без труда нашел он роскошную дачу графа Вельского, находившуюся в одном из лучших и тенистых летних уголков Петербурга, пользующихся за последнее время обидным пренебрежением.
Он прошелся несколько раз мимо дачи, пошел далее, погулял и снова вернулся.
Самый вид жилища горячо любимого им существа, казалось, вносил, с одной стороны, успокоение в его измученное сердце, а, с другой, между тем поднимал в нем целую бурю.
Ощущения эти менялись мучительно одно за другим.
Ощущение близости в несколько шагов от женщины, которая так же, как и он страдает в разлуке с ним и жаждет свиданья — за последнее время это убеждение всецело укрепилось в уме Неволина — давало ему нечто вроде нравственного удовлетворения.
Дух сомнения между тем нашептывал ему другое.
«Тюрьма или гнездышко?» — восставал в его уме мучительный вопрос при виде дачи, где жила с мужем графиня Вельская.
Дача была поистине великолепна. Изящная постройка, расположенная среди окружающего тенистого сада с массой душистых цветов и мраморными фигурами в клумбах, фонтаном, бившим легкой и обильной струей и освежавшим воздух, — все, казалось, было устроено для возможного земного счастья двух любящих сердец.
«Гнездышко!» — мучительно откликалось в душе Федора Осиповича.
А между тем в этом месте, казалось, самой природой созданном для бьющей ключом жизни, — было пусто и мертво.
В течение нескольких часов, которые Неволин провел около дачи и поблизости, она показалась ему прямо необитаемой.
«Да здесь ли она?» — мелькнуло в его уме.
В это время в воротах появилось живое существо — это был дворник, одетый в новую красную кумачовую рубашку, плисовые шаровары, сапоги со сборами и черном новом картузе.
Он меланхолически остановился у ворот, куря свою носогрейку.