Самозванка поневоле
Шрифт:
Последнее, призналась она себе, было единственным, чего бы она хотела.
Она понимала, что в ней говорит ревность.
Она ревновала к Пенелопе, к ее красоте, к ее приемам обольщения, нацеленным на маркиза.
Он, конечно, очень просто получит от Пенелопы то, в чем отказала ему она.
Урса как будто слышала сотни голосов, подшучивающих и насмехающихся над нею:
«Ты любила его, и он любил тебя! Чего еще тебе было нужно?»
И теперь, размышляя об этом у фонтана,
Это была не та любовь, о которой она думала, мечтала, которая являлась источником высокой поэзии.
Не та любовь, о которой она молилась.
Она стремилась к такой любви, которая соединяла ее отца и мать, за которую мужчины сражались и умирали еще на заре цивилизации, которая облагораживала людей, ибо исходила от Бога.
По мере взросления жажда идеальной любви, казалось, овладела всем ее существом.
Она думала о ней, гладя вверх на звезды.
Возможно, когда-нибудь они пошлют ей любовь, которую она ждет.
— Я нашла ее только затем, чтобы потерять, — шептала она с горечью.
Она смотрела на фонтан и видела прекрасное лицо маркиза в сверкающей на солнце воде.
Не в силах больше выносить подобных мук, она поднялась и пошла в дом, но знала теперь, что обречена всегда думать о маркизе, который был так далек от нее, как звезды, среди которых она когда-то искала любовь.
Глава седьмая
После завтрака маркиз проводил своих гостей.
Алексис Орестос душевно попрощался с хозяином, заверив его, что будет с нетерпением ожидать возможности принять его с женой у себя в Афинах.
Когда они отъехали от крыльца и покатили по широкой аллее, у маркиза вырвался вздох облегчения.
Он направился к конюшням, взял своего любимого жеребца и отправился на прогулку один.
Сперва он мчался галопом, затем сбавил темп.
Прошлой ночью, покинув спальню Урсы, он никак не мог заснуть.
Лежал без сна, не в состоянии поверить, что впервые в жизни прекрасная женщина отказала ему.
Он узнал о красоте Пенелопы и ее частых амурных связях почти сразу, как только ступил на берег Англии.
Он слышал сплетни о ней на каждом вечере, куда был приглашен, и не мог не сочувствовать Артуру Брэкли.
Но с течением времени начал понимать: Артур слишком стар, даже для своего возраста, и довольно скучен.
Весть о том, что Артур Брэкли женился снова, застала его за границей.
Он узнал эту новость из письма бабушки.
Ему показалось странным, что Артур женился на девушке, судя по описанию, столь молодой и прекрасной.
Когда позднее выяснилось, что новая жена Артура неверна ему, это
Он был уже достаточно опытен, чтобы понять — в поведении замужних женщин произошла настоящая революция.
Те из них, кто обладал одновременно красотой и общественным статусом, неизменно расширяли свои любовные связи.
Такое поведение стало общепринятым, конечно, при условии, что мужья либо не знали об этом, либо закрывали на это глаза.
Теперь же маркиз думал о том, что с первого мгновения встречи с Пенелопой в доме бабушки он обнаружил, что она совсем не отвечает его представлению о ней.
От нее исходило сияние невинности.
Он полагал, это всего лишь маска, но столь искусная, что трудно было не обмануться.
Именно потому, что она не только привлекала его, но также интриговала и вызывала недоумение, он и направился в ее спальню.
Он надеялся постигнуть тайну ее способности казаться девственницей, имея противоположную репутацию в обществе.
Это ее удивительное качество он называл про себя «возвышенностью».
Он наслаждался умными, интересными беседами, которые они вели.
При этом она никогда не пыталась флиртовать с ним в отличие от большинства женщин.
Он обнаружил, что говорит с ней так же, как мог бы говорить с одним из своих друзей-мужчин.
И тем не менее — она отказала ему!
Она прогнала его, и оставалось лишь гадать, почему его постигла неудача.
И почему она была так напугана?
Ему все еще слышался страх в ее голосе.
Не было сомнения, что слезы в ее глазах были искренними.
Почему? Почему?
Все это было для него необъяснимой загадкой.
Он ехал вперед, не замечая, куда направляется и что с ним происходит.
Он лишь видел перед собой эти голубые глаза, наполненные слезами, слышал ее детский голос и совершенно был сбит с толку признанием, что испугал ее.
«Я ничего не понимаю! — бормотал он про себя, поворачивая к дому. — Я просто ничего не понимаю!»
Приближалось время ленча, когда он подъехал к конюшням.
Главный конюший, уже поджидавший его, схватил уздечку.
— Хорошо прокатились, милорд? — спросил он.
— Да, благодарю тебя, — ответил маркиз унылым голосом.
Он тяжело спешился.
Пытаясь занять себя чем-то, что отвлекло бы его от навязчивых дум, он сказал:
— Да, кстати, Гэйвин, я думаю, нам нужна еще одна упряжка, по крайней мере такая же хорошая, как наша.
Он увидел огонек в глазах главного конюшего.
— Мне понравился их бег, — продолжал маркиз, — когда я правил ими по дороге к Брэкли, но для более дальних поездок нам нужна еще упряжка.