Самые близкие
Шрифт:
— Хочешь сказать, что я безвольная? — Яна отталкивает меня.
Громко цокаю и закатываю глаза. Что я и говорил, разгон от нежности до раздражения и обратно — сумасшедший. Гремучий коктейль из эмоций. Эта девчонка на дух не переносит критику и конкуренцию. Хорошо, что я с детства об этом знаю, как и обо всех ее слабых местах.
— Хочу сказать, что ты дикая, — не могу сдержать улыбки. — И определенно добилась бы результатов в спорте.
Яна тут же смягчается, но невозможно ее не задеть. Обожаю это дело.
— А если все-таки нет и ты была бы не согласна с судьями,
Получаю удар кулаком в плечо. В больное. Морщусь от неприятных ощущений. Наверное, нужно показаться врачу. В последнее время оно сильно ноет, хотя операция была давно и я успешно выступил на чемпионате. Не понимаю, что там может быть не так.
— Ты… Ты…
Затыкаю рот Яны поцелуем. Если бы не назначенная встреча с врачом, я бы уже тащил эту фурию в спальню. Или на наш любимый диван в гостиной. Но приходится свести перепалку на нет и идти на парковку.
— Можно я поведу? — спрашивает Яна, когда мы подходим к машине.
— Нет, — отвечаю твердо. — Ты встревожена, это видно, а потом...
— Я очень хочу, — настаивает она. — Вождение меня отвлечет. Иначе всю дорогу будем изводить друг друга словесными подколами.
Резонно. Такое вполне возможно, когда мы оба на нервах. Ладно, включу для подстраховки автоматическое управление.
Протягиваю Яне ключи. Она благодарит и садится за руль.
Мы все волнуемся за Алину. Пошли третьи сутки после операции на сердце, которую она перенесла. Никто не дает гарантий, что больше не потребуется хирургическое вмешательство. Поначалу я столько читал в интернете, что от информации голова плыла. Потом забросил это дело и решил просто быть рядом с дочкой. Несмотря на обилие в анамнезе Алины страшных терминов и диагнозов, Елизавета Сергеевна говорит ободряющие слова, заверяет, что есть случаи хуже и надо бороться за девочку. Так мы и делаем.
Я беру сигареты и затягиваюсь. Открываю окно и, высунув руку, наблюдаю за потоком машин, изредка поглядываю на Яну.
Она переживает. Сильно. Врач сказал, что сегодня многое решится, и станет ясно, потребуется ли еще одна операция. Из хороших новостей: пороки у Алины врожденные, а не генетические, и их можно убрать. Но как же это все, сука, трудно. Лучше бы мне руку или ногу ампутировали, чем подвергать малышку таким мукам. Много раз думал о том, что было бы, останься я с Яной. Она бы так не нервничала, и как итог, ребенок был бы здоров. Возможно, даже оба.
Иногда эти мысли убивают, и я ничего не могу с ними сделать. Они просто есть. Остается принимать реальность и бороться за жизнь дочери.
— Знаешь… Сейчас я жалею, что не пошла в спорт, — вдруг признается Яна. — Хотя у меня бы, наверное, и правда не получилось добиться таких результатов, как у тебя. Другой характер.
— Со спортом не получилось бы, потому что ты похожа на сгусток энергии в хаотичном движении. Не каждый тренер за такое возьмется. Ты похожа на маленький ураганчик.
— Ураганчик? — Остановившись на светофоре, Яна поворачивается ко мне. — Теперь действительно ураганчик, а в детстве папа говорил, что я похожа на «Катрину» (самый разрушительный
Сотрясаясь от смеха, щелчком выбрасываю окурок из окна. «Катрина»? Да, очень похоже на Яну в детстве. Да и сейчас порой тоже. Интересно увидеть, какой она станет лет через семь или восемь и как ее изменит материнство. К тому времени у нас будет минимум две наших копии. Мы с Яной решили, что в будущем хотим еще детей. Направим общую энергию в мирное русло: на улучшение демографической ситуации в стране.
На повороте в больницу Яна отвлекается на светофор и случайно подрезает черный седан представительского класса. Тут же срабатывает система автоматического управления. Машина резко тормозит и глохнет.
— Ты как? — спрашиваю я, через боковые зеркала наблюдая, как к нам направляется бритоголовый амбал.
— Немного испугалась.
Яна пытается завести машину, но что-то мне подсказывает, сейчас мы застрянем на этом повороте.
В последний момент успеваю выскочить на улицу, когда здоровяк открывает дверь с Яниной стороны и начинает орать, что она слепая курица и, прежде чем купить себе права, должна была сходить к окулисту. Из его рта за несколько секунд выливается огромный поток ругательств, поэтому действую я не так, как учил Ян, — пробовать мирно разрешить конфликт, — а ударом в ухо валю амбала на землю.
— Заткнись, сука! — Нависаю над ним и хватаю за грудки. — Еще слово скажешь в адрес моей жены и до конца месяца будешь ходить с разбитым ебальником. У нас дочь в реанимации, на днях ей сделали операцию, ее жизнь на волоске, а ты за тачку, которую даже не поцарапали, жопу рвешь. Какого хера так орешь на беззащитную девушку? Не на ком больше выместить свою злость?
— Она виновата, создала аварийную ситуацию. Я только что купил себе новую машину и мог ее разбить, — уже не с таким гонором произносит мужик.
Виновата? Да что он, блядь, знает о вине? Хочется многое ему сказать, но до меня доносится испуганный голос Яны:
— Пожалуйста, Андрей!.. Не надо! Ну прошу тебя, оставь его в покое... Тебе не нужны новые проблемы.
Она пытается оттащить меня от здоровяка, затем склоняется над ним, начинает отряхивать ему пиджак.
— Извините нас. Я не заметила вашу машину, я не специально…
— Иди в салон, Яна, — цежу сквозь зубы.
Не хватало еще извиняться перед этим бычарой.
Она не перечит, отходит к машине и садится на водительское место вопреки моим ожиданиям, что займет пассажирское.
Никогда не пасовала перед трудностями. Ну что за упрямая девчонка?
— Еще что-то сказать хочешь? — Смотрю на мужика, который достает телефон и фоткает номер моего внедорожника.
— Да. Плевать мне на ваши проблемы. Могу заверить, что теперь их станет еще больше.
Сука. Ну какой гондон. Я таких издалека вижу и не в силах себя сдерживать в подобные моменты. Собираюсь еще раз ударить здоровяка, но потом вспоминаю о дочери, которая ждет нас с Яной в реанимации, и всю злость снимает как рукой. Ко мне возвращается разум.