Самый большой дурак под солнцем. 4646 километров пешком домой
Шрифт:
Я выхожу из храма и ищу во дворе скамейку, чтобы присесть и спокойно съесть яблоко, а не толкаться среди стад туристов. Каменная плита с письменами в самом деле исписана с двух сторон, она выше человеческого роста и горделиво сияет на солнце как слоновая кость. На верхушке у нее восседает связанный дракон.
Плита великолепно сохранилась, учитывая, что ее высекли в 586 году, в то время, когда в далекой Европе завершалось Великое переселение народов и средневековая тьма уже спускалась на руины Рима. Надпись сообщает об основании монастыря в первые годы правления династии Суй. В этой династии было лишь два императора, и она продержалась у власти меньше полувека, прежде чем ее не только свергли, но и оклеветали во всех летописях.
Между тем заслуги ее впечатляют: оба императора, отец и сын, были первыми, кто снова сумел надолго объединить Китай, почти три столетия спустя со времен Троецарствия. Кроме того, они были великими строителями и реформаторами, они возвели защитную стену на северо-западе, приняли законы, смягчающие наказания, а постройка Императорского канала и общий передел земель заложили основу для благополучия страны на несколько столетий вперед.
Почему же тогда история так дурно отзывается об обоих императорах династии Суй?
Летописи свидетельствуют, что оба императора были угрюмыми, недоверчивыми и мстительными, а о сыне говорится даже, что он предательски убил отца и брата, чтобы самому прийти к власти. Расточительность его не знала пределов.
На моем телефоне высвечивается эсэмэска от Джули. В Мюнхене сегодня выпал снег, а как здесь, у меня? Тоже холодно? Я должен не забывать всегда носить шапку, не пропускать время еды! И смайлик из двоеточия и скобки.
Она права, как всегда.
Сейчас три часа дня, становится все холоднее, а я сегодня так нормально и не позавтракал. Зато я могу поставить три галочки на карте Чжэндина: музей, маленькая пагода и знаменитый монастырь Лунцзин. Следующие три пункта ждут меня впереди, а до центра провинции идти еще около тридцати километров. Я решил найти себе комнату неподалеку от пагоды, а завтра завершить осмотр достопримечательностей марш-броском до Шицзячжуана.
Два дня спустя я сижу за столиком в ресторане и жду своего заказа.
– Ужасный город, правда? – говорит сидящий рядом мужчина, с удовольствием запихивая в рот равиоли. Странно, у него такие резкие черты лица, несмотря на полноту.
Пока я раздумываю, что бы ему ответить, он поглощает следующую жертву и выжидательно смотрит на меня.
Ах да. Конечно, ужасный город!
По мне, Шицзячжуан точь-в-точь Пекин, только здесь поменьше жителей и пониже культура, зато воздух гораздо грязнее. Здесь так пыльно, что многие накрывают на ночь свои машины брезентом, чтобы они не слишком быстро пачкались.
Появляется официант и ставит передо мной порцию дымящихся равиоли.
– Зато они точно хороши! – дипломатично заявляю я и с радостью выдаю еще одну позитивную мысль: – Кроме того, храмы в Чжэндине прекрасны, их можно отнести к достоинствам Шицзячжуана.
– О, да ты тут ориентируешься! – одобрительно посмеивается мой собеседник и наливает чай сначала мне, а потом себе. – Но город-то все равно ужасен. – Большим пальцем через плечо он показывает на стеклянную дверь, за которой видна толчея машин на главной улице. – Шицзячжуан вообще существует только из-за вокзала!
– Это искусственный город?
Он утвердительно кивает:
– Промышленность и армия.
Я тоже это заметил.
– В моей гостинице действительно полно солдат!
– В какой?
– «Хейзен», на Вокзальной площади.
– В одной из высоток? И дорого там?
– Двести.
– Неплохо. Для солдат, конечно, выходит дешевле. Причем это касается не только комнаты.
Он многозначительно ухмыляется, и я вспомнил, как вчера втискивался в лифт, битком набитый молодыми девицами в обтягивающих платьях с высокими прическами и густо накрашенными ресницами. Они как будто собирались на дискотеку, только лифт ехал вверх, а не вниз.
Я улыбаюсь, а мужчина, доверительно склонившись, быстро раскрывает еще одну стратегическую тайну:
– Ты наверняка уже слышал, что говорят о населении Шицзячжуана?
– И что же?
– Ну, что половина состоит из солдат, – говорит он вкрадчиво, – а другая половина… – Он опускает свой голос до степени полной нелегальности: – Из проституток!
Мы сдавленно хихикаем и съедаем еще по несколько равиоли. Они действительно великолепны, особенно если окунуть их в красный соус чили. Парочку равиоли спустя я задаю ему вопрос, который интересует меня с самого начала нашего разговора:
– Скажи, ты ведь местный, верно?
Он смотрит на меня, несколько сбитый с толку:
– Это я-то местный?! Как тебе такое в голову пришло?
– Ну, всякое бывает…
– Глупости! Ты был когда-нибудь в Шаньси?
«Нет, но я содрогаюсь при мысли о горах», – подумал я и уточнил:
– Шаньси – это торговая провинция на западе отсюда?
– Да. Но прежде всего это колыбель китайской цивилизации!
– Правда? А я думал, что эта роль принадлежит местности вокруг Сиань.
– Ну как же! Ты разве не знаешь поговорку: Китай последних тридцати лет ты найдешь в свободной экономической зоне Шэньчжэня, Китай последних ста лет – на набережной Вайтань в Шанхае, последней тысячи лет – в Запретном городе в центре Пекина, а последних двух тысяч лет – в стенах Сианя. Но Китай последних пяти тысяч лет, – он гордо смотрит на меня, – ты найдешь только в нагорье Шаньси!
«Мне следовало спросить у него, откуда именно он приехал и как выглядит это место», – думаю я, занимаясь вечером сортировкой фотографий и планированием дальнейшего пути.
До нагорья Шаньси отсюда ходу три-четыре дня, и я понятия не имею, что меня там ожидает. До этого я шел по прямым шоссе через равнину, и то мне приходилось останавливаться на несколько дней, чтобы отдохнуть и залечить мозоли. В Шаньси же дорога петляет даже по карте, создавая причудливые изгибы. Размышляя о том, что мне предстоит пережить, я уже слышу свои стоны под тяжестью рюкзака.
По дороге домой из Парижа горы тоже были самым трудным участком пути: сначала дубовые леса в Арденнах, потом Айфель и, наконец, дождливый Зауерланд. А на этот раз мой багаж как минимум втрое больше, чем тогда. Когда я размышляю о том, что часть вещей следовало бы оставить дома, то вдруг вспоминаю, что на дне рюкзака покоится еще и рождественский календарь с дверками. К своему облегчению я обнаруживаю, что он лишь чуть помялся на уголках. Картинка с толстыми детишками, пекущими печенье под елкой, выглядит так же, как в супермаркете. Я купил тогда два таких календаря – для Джули и для себя.