Самый далёкий берег
Шрифт:
Кирьянов так и поступил: открыл дверь, сделал три шага по направлению к темному полированному столу в форме буквы “Т”, остановился по стойке “смирно” и доложил:
— Товарищ штандарт-полковник, обер-поручик Кирьянов прибыл для дальнейшего прохождения службы!
Он был доволен собой — отбарабанил в лучших традициях, без запинки. Так, словно давно уже был в Структуре своим человеком, а не услышал о ней впервые полчаса назад. Пусть знают наших, пожарного не так-то легко смутить даже Вселенной…
— Проходите, обер-поручик, — сказал хозяин кабинета, вставая. — Прошу садиться. Можете курить, если курите. Если хотите — кофе, коньяк, минеральную, не стесняйтесь…
— Нет, благодарю, — так же четко отказался Кирьянов, усаживаясь напротив своего новоявленного командира.
Кабинет
— Алексей Вадимович Зорич, штандарт-полковник, — сказал хозяин кабинета. — Начальник объекта и, как легко догадаться, ваш непосредственный начальник. Или вы придерживаетесь другого мнения?
— Простите?
— Насколько я осведомлен, вас — как и многих других, впрочем — призвали помимо вашего желания, верно?
— Было дело. Определение совершенно точное.
— Сейчас как раз тот момент, когда вы можете отказаться от… дальнейшего прохождения службы. Причем выразить это можете в любой форме… хотя, разумеется, не стоит доводить дело до швырянья стульями.
Кирьянов молча смотрел на него. Он понятия не имел, чем штандарт-полковник занимался до того, как попасть в Стуктуру, но несомненно одно: этот человек лет сорока, лицом чем-то неуловимо напоминавшим Наполеона (надо отдать этому Зоричу должное, было некоторое сходство), и допрежь носил погоны. И вряд ли командовал чем-то вроде стройбата в уссурийской тайге. В нем ощущалось то, что предки именовали “породой”, заставлявшее думать то ли о родителях-профессорах, то ли о предках-дворянах. Порода, точно. “Командир, — оценил малость поживший подполковник Кирьянов. — Это — командир”.
— И — что? — спросил он спокойно.
— Простите? — штандарт-полковник неподражаемым жестом поднял тонкую бровь.
“Точно, профессорский сынок и профессорский внучек, — подумал Кирьянов не без легкой зависти. — Из Питера откуда-нибудь, там такие еще остались даже теперь. На Мойке вырос, мимо Медного всадника в первый класс бегал… нет, этот никоим образом не бегал, чинно ходил, как порода обязывает…”
И пояснил:
— Я имел в виду, какие будут последствия? Фантастика дает полный набор немудрящих, но эффективных вариантов: память стереть хотя бы…
— Я, да будет вам известно, ознакомился с вашим личным делом, — сказал Зорич. — Как же иначе? И могу вас заверить, что наши личные дела несколько отличаются от тех, к коим вы привыкли на Земле… Ваше многолетнее увлечение фантастикой там тоже отражено. Помилуйте, обер-поручик, вы думаете о Структуре не то чтобы плохо — я бы сказал, в крайне вульгарных категориях. Стереть память в принципе нетрудно… вот только зачем? Предположим, вы отказываетесь начинать службу и вас доставляют назад — в прежней одежде, на прежнее место, с нетронутой памятью… И какая же опасность для Структуры отсюда проистекает? Ни малейшей, право. Неужели кто-то примет вас всерьез, если вы расскажете, что в промежутке от утра до полудня съездили мимоходом в соседнюю Галактику, где вас приглашали на службу в одно из межгалактических учреждений? Вы и в самом деле полагаете, что вам поверят? Буду с вами откровенен — за последние три года случалось семь прорывов — я имею в виду случаи, когда люди, оказавшиеся в таком положении, то есть доставленные сюда, отказавшиеся служить и возвращенные назад, все же прорывались со своими рассказами на страницы газет. Три случая в России, два — в Соединенных Штатах, по одному — в Чехии и Аргентине. Могу вас заверить, ни разу это не привело к каким-либо серьезным последствиям. Газеты были из разряда бульварных, к которым серьезные люди относятся без всякого доверия, доказательств не имелось ни малейших… Ну, разумеется, придется срочно убирать из аэропорта в вашем городе наш пункт — но это задача
— Знаете, что мне хотелось бы сказать…
— Что я — змий-искуситель? — усмехнулся Зорич. — Возможно, в нашей ситуации есть что-то от классической библейской… хотя лично мне такое сравнение претит, уж не посетуйте. Да, в определенном смысле я вас искушаю — но речь, не забывайте, идет не о продаже души врагу рода человеческого, а о просьбе поработать для Галактического Содружества. Это несколько меняет дело, вам не кажется?
— Пожалуй…
— Так вы согласны?
— Согласен, — сказал Кирьянов чуть сердито. — Но неужели нельзя было просто предложить…
— Не мною так заведено, простите. Так уж сложилось. Я понимаю, вы сейчас думаете о жене… Можете успокоиться. Сейчас, — он мимолетно глянул на часы, — к ней уже пришел генерал-майор. Именно так, не полковник, а генерал-майор, это гораздо более впечатляет. Крайне авантажный и внушительный генерал, с горделивой осанкой, красивой проседью, внушающим доверие лицом и обходительнейшей манерой держаться. Он рассказал вашей супруге, что именно вам, так уж сложилось, выпала высокая честь налаживать новую систему пожарной безопасности в вашем посольстве в Вашингтоне… или, пожалуй, все же в Сиднее или Дели… Главное, очень далеко. Вас отобрали из превеликого множества других кандидатов, именно вас… какая жена не будет гордиться? Дети у вас уже взрослые, живут отдельно, с ними еще проще… Будете писать письма, отправлять деньги… ну как же вы думали? Все, кто служит в Структуре, получает жалованье, которое вас приятно удивит. Вот, извольте просмотреть ведомость, первая цифра — оклад содержания обер-поручика, а последующие — разнообразные надбавки… Оцените общий итог. Я вижу, у вас, несмотря на старательные попытки сохранять невозмутимость, отвисла челюсть…
— А это настоящие деньги? — через силу усмехнулся Кирьянов, и в самом деле испытывая желание подправить отвисавшую челюсть всей пятерней.
Общий итог и в самом деле впечатлял. Личный самолет или остров на это не купишь, но по сравнению с зарплатой не то что подполковника пожарной службы, а даже министра…
— Самые настоящие, — сказал Зорич. — У нас есть определенные возможности как раз для таких случаев. Главное, не зарываться. Достаточно зарегистрировать пару патентов — в общем, безобидных, не посягающих на революционные открытия — продать килограмм-другой крайне дорогих редкоземельных металлов… Есть и другие варианты, не вчера придуманные. Не стоит вас обременять излишним знанием с первых же часов пребывания здесь, справедливо сказано, что во многом знании — многие печали… Но деньги, поверьте, настоящие. Будете получать письма, отправлять письма… Съездите в отпуск. С отпусками у нас заведено так: время данной планеты — сутки здесь, кстати, из двадцати шести с лишним часов — пересчитывается в земное, и отпуск человеку предоставляется в такие же сроки, как это заведено в месте его прежней работы на Земле. Той же продолжительности — разумеется, со здешними надбавками.
— А мое начальство? Или и к ним…
— Совершенно верно, — с тонкой улыбкой подтвердил штандарт-полковник. — К вашему начальству, должен уточнить, никто не станет являться. Его просто вызовут в такое место, что никаких сомнений и не возникнет. Между прочим, вовсе не обязательно, чтобы тот, кто преподнесет вашему начальству ту же легенду, что и вашей жене, был членом Структуры. Мы не сторонники излишнего разбухания штатов. Но это уже детали, которые не должны вас заботить…
— И у вас не бывало… осечек?