Самый добрый клоун: Юрий Никулин и другие…
Шрифт:
Райкин стал мечтой «имитатора» – недосягаемой, настойчивой. Но и зудил вопрос: почему «будущий», если они смеются и я уже – как он? К счастью, пробивалась и другая мысль: может, потому, что «как он», а не сам? А как стать самому?..
В Москву на гастроли приехал А. И. Райкин с театром. Афиши. Сообщения в газетах, по радио и телевидению. Гене необходимо увидеть его живым. Во что бы то ни стало.
В Доме народного творчества состоялась встреча Райкина со Студией МГУ. Вход свободный. Гена туда протиснулся. Но видеть издали недостаточно, нужен личный контакт.
Аркадий Исаакович на улице протирает стекла автомобиля.
Эпизод в учительской вернул в действительность. Гена много нелестного выслушал по поводу полученной двойки. Он торговался: за его ответ можно было бы поставить и три. Гену стыдили. Он горел обидой: все на одного? Хорошо.
– Позвольте позвонить по телефону?
От неожиданности разрешили ученику говорить из учительской.
– Это номер Райкина?.. Аркадий Исаакович дома?.. Это говорит Гена Хазанов… Здравствуйте… Нет дома?.. Ах, как жаль!.. Когда разрешите позвонить?.. Благодарю вас… Передайте, пожалуйста, Аркадию Исааковичу горячий привет.
Трубка медленно ложится на рычаг. Торжествующий взгляд на учителей. «Вы мне двойку поставили? Накинулись скопом? А ну-ка суньтесь, будет с вами разговаривать Райкин». Это Гена произнес мысленно, действовал же он предусмотрительнее: сухо поблагодарил, отвесил поклон и взрослой походкой покинул учительскую.
Один звонок, другой, третий, и, наконец, Руфь Марковна, жена Райкина, назначает день, когда Гене разрешается подождать их с мужем у подъезда Театра эстрады (ныне снесенное здание на площади Маяковского). Мальчика провели в оркестр. Но оркестр глубок, а Гена за свои четырнадцать с лишним лет (1960) вырос не более чем на одиннадцать. Когда Райкин появился на сцене, Гена заерзал на стуле, вытянул шею, наконец вскочил и уперся носом в сцену – подбородком не дотягивался. Он смотрел на артиста, позабыв обо всем на свете, пока его не ударили чем-то музыкальным и заставили сесть – мешал.
В антракте требовательный безбилетник побежал за кулисы жаловаться, что ему плохо видно. Сжалились, разрешили поставить стул у кулисы. Пока ставили стул, неугомонный мальчишка уже оказался на сцене и перетрогал весь реквизит. Мужчина в спецовке, ухватив за воротник нарушителя, отбросил его за кулисы.
Сидеть у портала очень интересно, но Райкин выходил и на просцениум. Гена оттягивал интермедийный занавес, пока не оказался на виду у публики, вызвав смешок в зале. Его ударили по рукам. Не то чтобы больно, но обидно! Он готов был укусить «надсмотрщика» в спецовке, который отделяет его от любимого артиста дурацкой пыльной тряпкой! Обидчика Гена не укусил, но как только тот отвлекся, начал снова потихоньку оттягивать интермедийный занавес…»
Окончив 8 классов средней школы, Хазанов устроился работать на завод, а после работы учился в вечерней школе. Получив в 1962 году аттестат об ее окончании, он подал документы сразу во все творческие заведения столицы: в Щепкинское, Щукинское и циркового и эстрадного искусства училища, в ГИТИС и ВГИК. И везде провалился. От отчаяния он попытался поступить хотя бы на театроведческий факультет ГИТИСа, но и эта попытка юного абитуриента закончилась неудачей. Потерпев поражение на творческом поприще, Хазанов решил не терять лишний год и подал документы в один из технических вузов – МИСИ. И был принят с первого же захода.
Вспоминает Г. Хазанов: «В первую практику пришел на стройку. Рабочие чуть с кранов не попадали, увидев «стажера». Однако я быстро нашел свою нишу. Прораб сказал: «Будешь на стройке работником интеллектуального труда!» Потом пояснил, что мне придется для всей бригады носить водку из универсама. Я подчинился. Брал авоську и закупал по 6–7 бутылок. В день делал по 2–3 ходки. В 18 лет я выглядел на 14. Однажды продавщица не выдержала и сказала мне вслед: «Надо же – какой маленький, а какой пьющий!» Я же спиртного в рот не брал…»
Несмотря на постигшее его полное фиаско, мечту стать артистом Хазанов отнюдь не забросил. В том же году он вновь пришел в театральную студию МГУ «Наш дом» на конкурсное прослушивание. Купив на книжном развале эстрадный репертуарный сборник, он выбрал, на его взгляд, самые смешные куплеты (про трусы разного цвета, что висят на балконе) и смело спел их строгим экзаменаторам во главе с руководителем студии Марком Розовским. И хотя выглядел абитуриент при этом очень смешно, но художественно неубедительно, комиссия решила зачислить его в студию. Большую роль при этом играл не только талант молодого абитуриента, но и его национальность. В годы хрущевской «оттепели» советские евреи стремились закрепить свои позиции в культурном пространстве и тянули своих соплеменников изо всех сил, интуитивно понимая, что рано или поздно эта «оттепель» может закончиться (что, собственно, и случится уже очень скоро).
Первая роль Хазанова на сцене «Нашего дома» была в спектакле с фривольным названием «Тра-ля-ля». (Отмечу, что в этом коллективе, кроме Хазанова, вырос еще ряд артистов, ставших профессионалами: А. Филиппенко, С. Фарада, А. Карпов, М. Филиппов, драматург Л. Петрушевская, режиссер В. Точилин и др.)
Каким Геннадий был в те годы? Вот что он вспоминает об этом:
«За мной не водилось торжествующего донжуанства. Потому что я был маленький, очень худой, очень, я бы сказал, некрасивый. Единственное, что привлекало во мне девушек, – был мой юмор. Это было единственное средство воздействия – через мою будущую профессию. Я, например, читал весь репертуар Райкина. Правда, забирало не каждую.
В 17 лет мне очень нравилась одна девушка – студентка какого-то технического института. И я помню, как после встречи Нового года мы с ней остались вдвоем в одной комнате. И вот всю ночь я просидел на диване, на котором она спала. И мучительно думал: «Если я ее поцелую – проснется она или нет?» И я ее так и не поцеловал…»
В 1962 году в Москву с гастролями вновь приехал Аркадий Райкин. И Хазанов снова отправился смотреть его спектакль. Рассказывает все та же Н. Слонова:
«Снова в Москве гастролирует Райкин. Теперь в Театре эстрады на Берсеневской набережной. На этот раз Гена смотрел спектакль из зрительного зала законным образом, на законном месте, правда, приобретя его не совсем законно. Он позвонил в кассу и голосом Николая Озерова потребовал оставить ему билет. Удивительно, что «право» в голосе воздействовало – билет оставили. Самозванец смотрел спектакль из первых рядов.