Самый французский английский король. Жизнь и приключения Эдуарда VII
Шрифт:
Он продолжил интервью угрозами, плохо завуалированными, как тело исполнительницы танца живота в портовом баре Танжера: «Германия – молодая и растущая империя. Она ведет торговлю по всему миру, которая быстро расширяется, ломая все границы, и это приветствуют патриотически настроенные немцы. Германия должна иметь мощный флот для защиты своей торговли и многообразных интересов даже в самых далеких морях. Германия ожидает, что ее интересы будут охватывать все большие территории, и она должна быть в состоянии мужественно защищать их в любых уголках земного шара. Наши горизонты простираются очень далеко». Очень похожие мечты о мировом господстве – и неискренние обещания мира – будут выражены другим немцем тридцать лет спустя.
К счастью для Англии, пробританская часть интервью Вильгельма настолько распалила немецких патриотов, что кайзер был распят собственной прессой и призван к порядку собственным правительством.
Вскоре после этого все стало еще хуже как для кайзера Вильгельма, так и для его дяди. Было объявлено, что американский журнал «Сенчури» собирается публиковать очередное интервью с разговорчивым кайзером. Журналист У. Б. Хейл побеседовал с ним на борту императорской яхты и получил разрешение Министерства иностранных дел Германии на публикацию записи беседы. Однако из-за скандала с британской «Телеграф» немцы вскоре опротестовали свое разрешение. К сожалению, не обошлось без утечек, и синопсис все-таки был напечатан в британской прессе, так что всем открылся возбужденный и местами даже воинственный характер заявлений кайзера. «Если общеевропейская война, о которой так много говорят, неизбежна, чем раньше она случится, тем лучше, – процитировал Вильгельма „Обсервер“. – Германия давно готова и уже устала от неопределенности… – предупредил кайзер. – Король Эдуард унижает Его Императорское Величество в течение более чем двух лет, и он [Вильгельм] крайне раздражен… Е[еппелины дадут Германии мощное преимущество в войне, и она готова использовать его в полной мере». Вильгельм даже предложил идею антибританского альянса между Германией и США. Англию он назвал «упаднической и вероломной» нацией и в разделе интервью, не приведенном в британской прессе, позволил себе более хлесткие замечания о моральных устоях Берти.
Вильгельм открестился от приписываемых ему слов, но все это выглядело достаточно правдоподобно, и, не будь Берти столь искушенным дипломатом и политиком, он бы, вероятно, решил, что его безумный племянник перешел все границы дозволенного. Однако в тот переломный момент истории Европы Берти еще раз доказал, что он идеально подходит на роль капитана терпящего бедствие судна и что он (в отличие от Вильгельма) прожил достаточно, чтобы научиться расставлять приоритеты. Правда, это были приоритеты несколько во французском духе, с акцентом на удовольствия, но они позволили Берти пережить бурю и удержать европейский корабль на плаву.
Берти усмирил свою гордость и в феврале 1909 года, действуя исклюительно в национальных интересах, отправился на встречу с Вильгельмом, преследуя главную цель – внушить своему вспыльчивому племяннику, что пора кончать с военными угрозами.
Вильгельм оказал ему дядюшке теплый прием. Он даже распорядился украсить апартаменты Берти портретом королевы Виктории и картиной, прославляющей британские победы на море. Все выглядело так, будто он искренне хочет заслужить одобрение своего дорогого дядюшки. Но Берти уже был слишком болен, чтобы в полной мере воздействовать на племянника. Непривычно было видеть, как на официальных обедах и балах в его честь он все больше сидел, молча и неподвижно. Его мучили приступы кашля. На каком-то банкете Берти должен был произнести речь, но одышка и кашель помешали ему выступить. Он даже отказался от почетной миссии, которой прежде наслаждался, – вручения британских медалей местным сановникам. И на балете «Сарданапал» – истории ассирийского царя, прославившегося своими оргиями и несметным количеством наложниц, – Берти уснул – верный признак того, что он был нездоров.
Вмешаться в мужские дела пришлось Александре, и она это сделала в свойственной ей непринужденной манере. Она просто сказала Вильгельму, что он поступает «глупо… устраивая всю эту возню вокруг своего флота». Мягко говоря, ее тактике не хватало тонкости Берти.
Вильгельм отреагировал на это довольно предсказуемо: он связался с Джеймсом Ридом, своим осведомителем в Букингемском дворце и личным врачом Берти, и договорился с ним о шифре на случай приближения конца. Вильгельм боялся, что дядя откажется послать за ним, как это уже было с Викторией, доживавшей свои последние дни. Казалось, Вильгельм уже видел себя в главной роли у смертного одра Берти. Возможно, ему вновь удалось бы подложить руку под голову умирающего монарха и разделить с ним последние мгновения жизни. А может, даже посчастливилось бы взять реванш и подчинить своему влиянию преемника Берти – его молодого и неопытного сына Георга. В любом случае, Вильгельм явно чувствовал, что недалек тот час, когда он наконец освободится от оков власти королевской семьи. Внезапные признаки физической слабости Берти еще на шаг приблизили мир к войне.
Это прозвучит упрощенно, но стоит сказать, что, когда Вильгельм
Мы никогда этого не узнаем, но одно можно сказать наверняка. Если бы только Берти умерил свои плейбойские наклонности, если бы он не набрасывался на еду с одержимостью Гаргантюа, а в курении был так же сдержан, как в употреблении алкоголя, он вполне мог бы прожить дольше, и Европа осталась бы мирной и после 1914 года.
Глава 15
C’est la Fin… Это конец
[Благодаря Берти] европейский баланс сил стал более устойчивым, а мир не таким хрупким.
Берти вступил на престол, будучи уже не очень здоровым человеком, и с тех пор его физическое состояние ухудшалось, причем скачкообразно – как будто синхронно с европейскими политическими перипетиями. И, к несчастью для Европы, едва оправившись от проблем с кишечником в 1902 году, он сразу же вернулся к прежнему нездоровому образу жизни.
Кристофер Хибберт перечисляет любимые блюда Берти-короля: дома в постели он выпивал стакан теплого молока, а затем, если собирался на охоту, съедал завтрак, состоящий из яичницы с беконом, филе пикши, курицы, гренков и сливочного масла. Обед зависел от степени официальности, но на охоте бывал довольно легким. Полдник состоял из яйца-пашот и пирожных, а вот ужин уже был серьезным мероприятием и включал до двенадцати смен блюд. Берти особенно жаловал устриц, которых проглатывал сразу десятками, яйца диких птиц, черную икру, морской язык, припущенный в соусе шабли, заливное из курицы и любую дичь – фазанов, тетеревов, куропаток, бекасов, вальдшнепов, перепелок, – обязательно в густом сливочном соусе. Перепелок он предпочитал фаршированных foie gras [311] . За ланчем и ужином он старался съесть как можно больше, пока его равлекали сплетнями друзья или красивые женщины.
311
Фуа-гра, гусиная печень ((фр.), – Примеч. пер.
Берти по-прежнему выкуривал ежедевно более двадцати сигарет и с десяток сигар, а иногда устраивал перекур даже во время официального ужина.
Неудивительно, что его сердце и легкие начали соревноваться за право прикончить его первым. Легкие представлялись самой уязвимой мишенью. После особенно тяжелого бронхита, перенесенного зимой 1905 года, Берти по предписанию врача сменил место обычного отдыха (Канны) и уехал в Биарриц. Он сразу влюбился в этот курорт: «Хотя здесь намного спокойнее, чем на Ривьере, воздух более бодрящий, и я чувствую себя гораздо лучше». Свежий воздух Атлантики облегчал дыхание, и Берти уже не терзали приступы кашля, мешавшие ему говорить.
В Биаррице Берти подчинил свой распорядок дня лечебным процедурам и заметно «облегчил» диету. Французский телохранитель Ксавье Паоли описал это «диетическое» питание: после привычного стакана молока, поданного в постель, Берти завтракал беконом, вареными яйцами, жареной форелью или корюшкой (небольшой атлантической рыбкой) и кофе. На обед он съедал яйца диких птиц с паприкой, рыбу на гриле и мясное блюдо (курицу или кусок баранины). Из фруктов и овощей больше всего любил клубнику и спаржу. Выпивал он очень умеренно (с точки зрения француза), ограничиваясь всего парой бокалов шабли или шампанского во время еды. Да, голодной эту диету не назовешь, но Берти явно прилагал некоторые усилии, стараясь поправить пошатнувшееся здоровье.