Самый французский английский король. Жизнь и приключения Эдуарда VII
Шрифт:
Уинн-Каррингтон описывал эти толпы в своем дневнике: «Люди терпеливо ждут часами. Сотни человек простояли под дождем всю ночь. Они все идут и идут с шести утра до десяти вечера, тихо и благоговейно, нескончаемым потоком». Но скажи им, что германский император собирается остановить процессию на час, и толпа могла впасть в ярость.
Так что Уинн-Каррингтон разыскал Вильгельма, который спокойно обедал, и предложил ему войти в зал через боковую дверь, чтобы не мешать людскому потоку. Через боковую дверь? Как какой-нибудь разносчик? Вильгельм не обрадовался такому предложению. Даже из преисподней Берти заставлял племянника чувствовать себя неполноценным. Вряд ли будет большим преувеличением сказать, что реакцией (с задержкой) кайзера Вильгельма на это последнее унижение стала, как и предсказывал Берти, мировая война.
День похорон, 20 мая, выдался солнечным, хотя всю ночь шел дождь, промочив до нитки скорбящих граждан, которые стекались в Лондон со всей страны. Среди VIP-гостей были короли Бельгии, Дании, Греции, Болгарии, Норвегии, Португалии и Испании, эрцгерцог Австрии, принц Османской империи, императрица России и десятки принцев и принцесс из небольших европейских государств, таких как Гессен, Ганновер, Шлезвиг-Гольштейн. Большинство из них были родственниками или близкими друзьями Берти. Францию представляли члены двух противоборствующих кланов – республиканцев и роялистов: Стефан Пишон, министр иностранных дел, впоследствии ставший одним из подписантов Версальского договора 1919 года, и Пьер Орлеанский, племянник Генриха, графа Парижского, старинного друга Берти, и внук свергнутого короля Луи-Филиппа.
Когда этот впечатляющий похоронный кортеж собрался в Вестминстере, Вильгельм в последний раз попытался затмить всех и оказаться в центре семейного круга – когда подъехала карета Александры, он, соскочив с коня, открыл перед ней дверцу, поцеловал и помог выйти.
По всему маршруту следования через Лондон к Паддингтонскому вокзалу, откуда гроб с телом должен был отправиться в Виндзор для погребения, люди стояли молча, с непокрытыми головами, почти никто не курил – то ли в знак уважения к скончавшемуся королю, то ли зная, что погубило их государя. Многие клали простые венки прямо на землю вдоль дороги, и всех поразило достойное этого скорбного события спокойствие – ни одному из 6000 полицейских не пришлось прибегать к арестам. Зрители в траурных одеждах были видны в каждом окне, на каждом балконе, они занимали все крыши, откуда открывался вид на длинную похоронную процессию. Гроб с телом Берти сопровождал эскорт моряков – возможно, как посмертное послание кайзеру Вильгельму о том, что Британия намерена властвовать на море даже после того, как ушел ее главный защитник.
Похороны в Виндзоре прошли сумбурно и неорганизованно, что привело бы в ярость Берти, перфекциониста во всем. Не было никакого плана рассадки присутствующих в часовне Святого Георгия, так что службе протокола с появлением более важных гостей приходилось сгонять скорбящих с насиженных мест. Легко представить, с каким злорадством Вильгельм занял свое место в первом ряду.
Новый король Георг V великодушно пригласил на службу Алису Кеппел, и ее тайком провели наверх, в галерею. Он еще раз нарушил протокол, когда позволил своей матери следовать за гробом вдоль прохода, в то время как должен был идти первым, как наследник престола. Но столько десятилетий Александра была вынуждена оставаться на задворках жизни своего мужа, и это был ее день, а потому Георг разрешил ей постоять в одиночестве у гроба, прежде чем тело Берти опустили на дно склепа.
В 11 часов утра Франция тоже прощалась со своим любимым Anglais похоронной службой в англиканской церкви в Париже, на улице Агюссо, всего в двух шагах от любимого отеля Берти «Бристоль». Службу посетили ведущие политики страны – министр иностранных дел Теофиль Делькассе, бывший премьер-министр и будущий военный министр Жорж Клемансо, президент Арман Фальер (с которым Берти не раз встречался), старая гвардия несгибаемых аристократов – друзья Берти, его любовницы, а также политические интриганы, мутящие воду с 1870 года, когда Франция сказала adieu собственному последнему монарху, наставнику Берти, Наполеону III. Это была скорбная церемония. Франция знала, что она потеряла своего самого близкого и самого влиятельного британского союзника за всю историю.
Народное горе в Британии было глубоким и неподдельным. Англичане сожалели о Берти больше, чем о Виктории, хотя она находилась на престоле в шесть раз дольше, чем ее сын, и под ее крылом Британия стала самой мощной империей в мире.
Объяснить такую народную любовь можно лишь обаянием личности Берти. Он впервые вывел монаршью семью из затворничества и представил ее народу. Он блистал на общественных церемониях, успевая сказать доброе слово каждому из своих подданных. Гражданам Англии было очевидно, что Берти осознает свои привилегии и с удовольствием пользуется ими, но вместе с тем понимает и обязанности, которые к ним прилагаются. Проще говоря, народ чувствовал, что Берти искренен с англичанами, он любит жизнь и хочет, чтобы все его подданные наслаждались ее радостями.
Берти ненавидел тех, кто был неспособен оценить прелести жизни: расистов, религиозных фанатиков и зануд. И конечно, поджигателей воины, угрожавших разрушить мир – мир, позволяющий ему беспрепятственно путешествовать из одной страны в другую и проводить время в нескончаемой череде удовольствий.
Благодаря искренности и открытости Берти простые британцы больше не журили его за чрезмерное пристратстие к удовольствиям и простили все грехи, за которые его осуждали викторианцы. Когда король умер, даже британская пресса забыла свои прошлые нравоучения и заговорила о «глубоком национальном горе», об утрате «истинного лидера» и «миротворца», прославившегося «самым ярким и плодотворным правлением в истории». Берти прошел длинный путь за очень короткое время.
Посмертными панегириками разразилась и вся европейская пресса. Русская газета «Новое время» заявила, что Эдуард VII «вылепил судьбу своего королевства». В Австрии он был признан «самым влиятельным человеком современности» и монархом, «который сам себе был министр иностранных дел». Даже немецкие газеты по-своему хвалили Берти – «Райниш-Вестфалише цайтунг», например, называла его «победоносным антагонистом» и «великим противником, который нанес нам неоценимый ущерб», – хотя некрологом это трудно было назвать. Пожалуй, больше походило на объявление войны.
Как и следовало ожидать, высочайшую дань уважения принесли Берти во Франции. Исключительно из почтения к нему архиепископ Парижский отменил празднование дня Жанны д’Арк. Эта патриотическая церемония каждый год напоминает французам, что их традиционными врагами всегда были англичане. Париж заплатил Берти великую историческую цену – впервые в истории французы простили Англии Столетнюю войну, которую начал тезка Берти, Эдуард III [315] .
И поскольку именно Франция позволила Берти забыть об обидах безрадостного детства и воспитала в нем душевного, толерантного и открытого человека, совершенно естественно, что самую искреннюю – и самую точную – оценку личности Берти дал француз.
315
Правда, прощение было временным. Французы возобновили празднования на следующий же год, а в 1919 году канонизировали Жанну д'Арк как свою антибританскую покровительницу.
15 апреля 1912 года, почти ровно через два года после его смерти, на набережной в Каннах был открыт памятник Берти в образе молодого яхтсмена. На церемонии, которую слегка подпортил порывистый ветер, собралась впечатляющая компания сановников, включая сенатора и будущего президента страны Раймона Пуанкаре, а также военного министра и морского министра Франции. Британский посол во Франции с весьма подходящим к ситуации именем, сэр Фрэнсис Берти, зачитал речь на французском языке, в которой передал благодарность городу от имени короля Георга V за этот неформальный памятник его отцу, «потому что еще принцем Уэльским король Эдуард узнал и полюбил Канны, а Канны приняли и оценили его. Именно благодаря частым визитам в различные регионы Франции еще до вступления на престол Его Величество смог лично увидеть и понять чувства французского народа, как и возможность установления между нашими двумя странами-соседями отношений сердечной дружбы».