Самый красивый из берсальеров
Шрифт:
— А по-вашему, не с чего, да?
Но бывшая учительница не желала сдаваться. Она снова налетела на комиссара, и тот, защищаясь, инстинктивно поднял руки.
— Не смей на меня злиться! Я тебе запрещаю, слышишь? Я хочу, чтобы вы немедленно помирились! А ну, поцелуй ее сейчас же!
Ромео колебался, но девушка посоветовала ему не спорить и таким образом успокоить больную. Полицейский нежно поцеловал девушку в обе щеки, и, естественно, именно в эту минуту вошел Анджело.
— Кажется, это уже вошло у вас в привычку, а? — хмыкнул он.
Девушка отскочила
— Я тебе сейчас объясню, — начала она.
— Нечего тут объяснять… — перебил брат. — Короче, насколько я понимаю, вы уже освоились в нашей семье, синьор комиссар?
— Меня привел сюда профессиональный долг!
— Знай я раньше, что работа полицейского — одно удовольствие, тоже бы от нее не отказался! Мы-то, дураки, думаем, будто страж порядка обязан бегать за бандитами, хватать преступников… Ничего подобного! Оказывается, полицейские ходят по домам и, пользуясь отсутствием мужчин, целуют девушек, короче, ведут себя как самые настоящие… воры!
— Думайте, что говорите! — вскинулся Тарчинини. — Иначе угодите за решетку гораздо быстрее, чем до вас дойдет, что произошло!
— Ах, так я еще должен обдумывать свои слова? Второй раз я застаю сестру в ваших объятиях, и мне же, видите ли, надо придержать язык? Это что, закон такой? Может, вы, помимо всего прочего, имеете право садиться за мой стол без приглашения и есть заработанный мной хлеб? Что ж, если вам вдобавок захочется вздремнуть в моей постели, можете не стесняться!
— Как тебе не стыдно, Анджело? — возмутилась сестра.
— А тебе, распутница? Бесстыжие твои глаза!
Гневные тирады Дани прервал звон посуды. Все бросились на кухню — «бедная тетя» тупо смотрела на лежавшие у ее ног осколки супницы и разлитый по полу суп.
— Что с тобой, тетя? Что случилось?
— А кто тебе позволил разговаривать со мной на «ты», девочка? Знаешь, я уже давно за тобой наблюдаю! По-моему, ты все время замышляешь что-то дурное… Придется поговорить с твоей тетей… порядочной и весьма уважаемой особой!
Анджело в полном отчаянии схватился за голову.
— Это уже слишком! — крикнул он. — С меня хватит! Хватит! Хватит! Тетка все больше сходит с ума! Сестра ведет себя как последняя потаскушка! В доме вечно торчит какой-то полицейский! Я ухожу! Поужинаю где-нибудь в другом месте! До сих пор я никого не убивал, но, черт возьми, мне начинает чертовски этого хотеться!
Дани с такой силой захлопнул за собой дверь, что висевшая на стене картинка с видом Венеции упала на пол. Стелла опустилась в теткино кресло.
— Боже мой! Само Небо против нас! — простонала она.
Ромео, чувствуя, что за все неприятности, обрушившиеся в тот вечер на семью Дани, львиная доля ответственности лежит на нем, остался со Стеллой и «бедной тетей». Первой он помог приготовить легкий ужин, а со второй поддерживал довольно странный разговор, ибо старая Пия, видимо, совсем ушла в прошлое. Сейчас, когда обе женщины нуждались в его помощи, Тарчинини позабыл и о работе, и о том, что привело его в дом Дани. После скудной совместной трапезы (инспектор Дзамполь умер бы на месте от удивления, узнав, что его шеф осмелился сесть за стол в доме предполагаемого убийцы берсальера), полицейский даже скинул пиджак и, пока Стелла штопала дыры, пробитые пулями Пеццато, Ромео, глядя на девушку, вспоминал своих двух Джульетт, жену и дочь, и разливался соловьем — говорить на эту тему он мог до бесконечности. Поэтому, даже когда девушка покончила с добровольной работой, он все не умолкал. Однако ей, по всей видимости, рассказ веронца не доставлял особого удовольствия, так что в конце концов Тарчинини удивился и даже обиделся. Стелла поспешила объяснить, в чем дело:
— Простите, синьор комиссар, но вы рисуете мне картину счастливой семейной жизни… жизни, которой мне теперь уже не видать. И мне больно… очень больно…
Она отчаянно пыталась сдержать слезы, и Ромео, с его вечной жаждой утешить горюющую женщину, во что бы то ни стало решил заставить ее улыбнуться.
— Да ну же! Не надо плакать, бедняжка! У вас ведь будут и муж, и детишки, как у всех на свете, верно?
— Обычно у нас принято сначала выходить замуж, и только потом рожать детей… А у меня уже скоро появится ребенок, но насчет мужа…
— Basta! Вы молоды, красивы и наверняка найдете человека, который вас полюбит!..
— А кто, кроме меня, сумеет полюбить моего малыша?
— Как — кто? Да, конечно же, тот, кто влюбится в его маму и предложит ей выйти замуж!
— Ни один парень не захочет взять меня с таким подарком в придачу!..
Девушка так тяжко страдала, что Тарчинини не выдержал:
— И однако я сам знаю человека, который с удовольствием женится на вас!
Стелла удивленно уставилась на полицейского, пытаясь понять, смеется он над ней или нет.
— Бедняге ужасно не повезло с женой, но теперь она умерла… Потом он и слышать не хотел о женщинах… Черствел и буквально на глазах превращался в этакого бирюка, пока… не увидел вас!
— Меня?
Комиссар подумал, что хватил через край и давать волю фантазии наверняка не стоило, а теперь он вляпался в безвыходное положение, но, глядя на посветлевшее от восторга личико Стеллы, уже не мог остановиться.
— Ну да, любовь с первого взгляда…
— И… и он знает, что…
— Все знает… и про берсальера… и про бамбино…
— И, несмотря на это, я ему нравлюсь?
— Нравитесь? Мадонна! Да он с утра до ночи донимает меня разговорами о вас! «Шеф, — говорит, — как вы думаете, может она меня полюбить?.. Шеф, как по-вашему, она не рассмеется мне в лицо, если я скажу о своей любви? Я никогда не осмелюсь, шеф…»
Тарчинини выдумывал, вышивая по новой канве историю любви, вечно звучавшую в его душе. Он никогда не напишет ее, но будет жить ею до конца своих дней. В сущности, Ромео даже не лгал. Нет, он совершенно искренне думал, что ради общего счастья все должно случиться именно так. По правде говоря, очень скоро веронца уже не смущали никакие условности и ограничения. Идиллия рисовалась ему исключительно в лазурных тонах.