Самый красивый конь (с иллюстрациями)
Шрифт:
Шёл второй час ночи, но в его кабинете сидели люди. Здесь были тренеры, ветеринар, старший конюх.
— Я прошу добавить в список ещё одну фамилию, — сказал Денис Платонович.
— Какую? И так уже шесть человек…
— Пономарёв. Пусть он будет седьмым.
— А кто это?
— Вы о нём скоро узнаете, — усмехнулся старый тренер. — Поверьте моему опыту, права он имеет равные со всеми.
— Ну хорошо. Я начинаю. — Начальник манежа снял трубку. — Извините, пожалуйста, за столь поздний звонок, можно позвать мастера спорта? — И он
Он сделал это так ожесточённо, что карандаш порвал бумагу…
Панама видел цветные сны и от удовольствия причмокивал губами, когда в квартире зазвонил телефон.
Папа нащупал босыми ногами тапочки и пошёл в переднюю.
— Да! — сказал он хриплым сонным голосом. — Он спит. Ему завтра рано вставать. Да что вы, товарищи, ночь на дворе… Ну ладно, попробую… Да я понимаю!
Панаме снились солнце, синее небо, зелёное поле, и по этому полю они скакали на копях. Он. Маша. Юля и даже Столбов.
Кони плавно неслись, словно по воздуху, потому что трава под ними не приминалась. «Как же вы так скачете?» — спросил Панама у коня. Тот повернул к нему голову и вдруг сказал папиным голосом:
— Игорь. Игорь, позвонили с манежа — Конус заболел…
— Что? — Панама с трудом разлепил веки. — Что? — вскрикнул он, когда до него дошёл смысл сказанного. — Счас, счас…
Он начал торопливо хватать одежду.
— Что с ним? — закричал он в трубку. — Ложится? Опять, наверное, обкормили. Я сейчас приеду…
Трубка что-то возражала, но Панама не слышал.
— Ты с ума сошёл! — В дверях стояли родители.
— Ребята! — умоляющим голосом сказал он. — Ведь конь может умереть…
Родители переглянулись.
— Я поеду с тобой! — сказал отец. — Во-первых, ночь… А во-вторых, может быть, я тоже чем-нибудь пригожусь.
— Да! А я, по-вашему, буду сидеть здесь и волноваться? — сказала мама. — Я тоже поеду. Хоть теперь посмотрю, что это за манеж такой. Каким он мёдом намазан, что единственный сын скоро дом на конюшню променяет…
Они быстро оделись, выскочили на улицу. Им повезло: они вскочили в проезжавшую мимо машину.
— Что с Конусом? — ввалился в кабинет начальника манежа Панама.
Все сидевшие в кабинете обернулись. Воцарилось неловкое молчание.
— Всё хорошо! — весело сказал Денис Платонович. — Всё хорошо, мальчик. Ты — молодец. Это твои родители? Честь имею представиться… У нас хороший, добрый мальчик…
— Что же, сказать ему? — нерешительно спросил начальник манежа.
— Нет, вы в самом деле думаете решать таким нелепым образом такой серьезный вопрос? — возмущённо спросил один из тренеров.
— Отчего же нелепым? — сказал Денис Платонович. — Самый правильный способ. Но, я думаю, нужно обставить это торжественнее… После экзаменов, я думаю… Извините нас, вышла маленькая несуразность, — раскланялся Денис Платонович перед родителями Панамы.
Никогда ещё мальчишка не видел своего тренера таким весёлым.
«Чем же старик так доволен? — подумал он. — Ох, неспроста всё это!»
Они вышли на улицу.
Стояла непривычная для города ночная тишина. Из темноты над головами медленно падали большие пушистые хлопья. Они серебрились в свете фонарей и плавно ложились на плечи, на дома.
— Весёленькая шутка, — сказал папа, — поднять людей и два часа ночи за здорово живёшь. Чёрт знает что!
— Мне кажется, здесь что-то непросто! — сказала мама. — Но Игорь поступил правильно! Вспомни, как тренер его прямо расплылся весь от удовольствия…
— Ребята! — сказал Панама. — Вы посмотрите, какая ночь красивая! Как будто Новый год! Это хорошо, что нас разбудили, а то бы мы спали и ничего не видели. Как тихо! И снежинки медленно падают, словно письма от снежной королевы…
Мама остановилась и, поймав снежинку на рукавицу, сказала:
— Отец, тебе не кажется, что твой сын становится поэтом?
— Мне кажется, что он ещё и не такую ночную тревогу нам устроит. Этот бег на конюшню — цветочки, а ягодки впереди…
— Да брось ты ворчать! — сказала мама, скатала снежок и хлоп — папе в спину.
— Стой! — сказал отец. — Есть предложение! Давайте слепим снеговика и поставим его на перекрёстке, вместо милиционера. А?
Глава двадцатая
ТЫ НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЕШЬ!
Панама шёл по заснеженной улице, и в руках у него были завёрнутые в несколько слоев бумаги цветы. Рядом с ним с одной стороны шла Маша Уголькова, а с другой Юля Фомина. Они шли домой к Борису Степановичу.
Собственно, собирался идти один Пономарёв, но Маша заволновалась, разахалась: «Как же так идти с пустыми руками! Нужно обязательно цветов купить! Да ты сам выбрать не сумеешь! Я с тобой пойду, хотя мне ужасно неловко». А Юля Фомина просто подошла и сказала: «Вы к Борису Степановичу? Я с вами».
Светило солнце, плясали солнечные зайчики. Они прыгали на стенах домов, на боках автобусов, норовили заскочить в глаза, а прохожие морщились, отворачивались, и у всех были очень забавные лица.
— Открыто! — прозвучал за дверью знакомый голос. — О! Вот это сюрприз! Проходите. И цветы! Ну спасибо, спасибо…
Борис Степанович сидел в кресле, худой, с землисто-жёлтым лицом, и нога у него была неестественно вытянута, но он улыбался так радостно, что ребята скоро забыли про его болезнь.
Они весело рассказывали, как идут дела в школе. Никогда ещё Панама не видел, чтобы Юля смеялась так заливисто. «Какая она красивая, — думал он, — и глаза смеются, и волосы такие густые. И вся она какая-то совсем взрослая».