Самый лучший комсомолец. Том четвертый
Шрифт:
Расположившись в зоне для пикников у пруда, перекусили захваченным из посольства сухим пайком, попили чаю, покормили уточек, и отправились домой — солнышко уже клонится к закату. Завтра во второй половине дня вернемся, чтобы как следует осмотреть Токийский национальный музей. Мне и суперпамяти хватило бы и пробежки по его залам, но нельзя — принимающая сторона на такое «пренебрежение» их культурно-историческим наследием обидится, так что придется с глубокомысленным видом любоваться экспозицией до вечера.
Вечером снова собрал детско-юношеский контингент
— Нисимура уехали сегодня утром, — причину моего прихода товарищ посол понял неправильно.
— Мне говорили, — с улыбкой кивнул я. — Мы по другому вопросу.
— В их комнату уже заселились, — снова неправильно понял он и пожаловался. — С самого утра за неё грызня стояла.
— Наша нас более чем устраивает, — покачал я головой. — Мы чисто за справкой — пятнадцатилетний товарищ Виктор, который наполовину казах, с Надей Рушевой вроде как связи налаживает.
— Проходите, чаю попьем, — проявил посол гостеприимство.
Вошли, разулись, поздоровались с женой Ниной Николаевной. С дочерью Машей здороваться не стали — на «творческом вечере» виделись. Прошли в совмещенную с кухней «гостиную», хозяйка выставила на стол чайный набор.
— Мама Виктора — Альмира, дочь личного друга товарища Громыко, — поведал посол. — Хорошая женщина. Они с мужем — Андреем Викторовичем — познакомились в МГИМО, которое оба закончили с отличием. После учебы получили распределение сюда — не без покровительства отца Альмиры, само собой, направление у нас престижное, и зарплата хорошая, желающих много. Но со служебными обязанностями справляются в полной мере, — на всякий случай добавил он.
— А в свободное время как? — покивав, спросил я.
— Альмира маяться начала, — к некоторому неудовольствию Олега Александровича поведала Нина Николаевна. — Надоела Япония, а в Москве сейчас, по ее словам, «стало интересно». А муж ее — тюфяк, сидит в часах старых ковыряется, из дома не выходит больше чем надо.
Опять подкаблучник!
— Спасибо, Нина, — одернул жену товарищ посол. — Сам Витя — хороший, воспитанный, тихий мальчик. Отличник. Я, конечно, мог бы повлиять на его родителей, они его попросят к Наде не подходить…
— Спасибо, Олег Николаевич, но все совсем наоборот, — с улыбкой покачал я головой. — Мне будет приятно, если ребята подружатся. Но с этой целью «влиять» тоже не нужно.
— И в мыслях не было! — соврал он.
Ох уж эти дипломаты.
Утренняя репетиция с японской группой прошла штатно, потому что я всегда идеален и «в голосе»,
Попрощавшись с музыкантами, натянул на рожу респиратор — задрал этот Токио, почему нельзя было приехать в какой-нибудь город поменьше? Уцуномия, например — по карте совсем близко, и смога там нет. Пофигу, ради дела терпеть можно и не такое.
Покинули выделенную нам японским лейблом репетиционную точку и погрузились в лимузин — вот он мне нравится! Со мной, кроме штатной охраны, Вилка, дядя Герман и Эйдзи-сан. Девочек будить не стал — репетиция стартовала в шесть утра, так что пусть отсыпаются перед запланированной на девять автограф-сессией.
Вернувшись в посольство, убил время при помощи Виталины, переоделся обратно в костюм — работать же придется, нужно соответствовать — коллективно подкрепились якисобой — лапша с мясом — и, обрадовавшись начавшемуся за окном ливню — жару и смог нейтрализует — отправились к новенькому торговому центру со здоровенным книжным отделом. Место определили методом аукциона, за нас «сражался» десяток торговых сетей. Шестьдесят тысяч долларов нам и сколько-то Shueish’е.
— Удивительное однообразие в выборе зонтиков, — прокомментировал я вооружившихся черными зонтами аборигенов за окном.
Выходной, поэтому народу еще больше чем в будни — японцы спешат развлечься изо всех сил, компенсировав тем самым стандартный двенадцати-четырнадцатичасовой рабочий день. Кстати…
— Эйдзи-сан, простите, если мой вопрос покажется вам бестактным, но как сочетается принятый у вас трудовой кодекс общемирового стандарта и переработки?
— Простите, Тукачеву-сенсей, это не совсем моя сфера ответственности, — позорно слился он. — Но в нашей стране существуют профсоюзы, которые заставляют работодателей заботиться о работниках. Времена дзайбацу давно позади.
Ясно/понятно.
— Кроме того, все переработки оплачиваются должным образом, а начальство порой работает гораздо больше рядовых сотрудников — ведь если директор предприятия не прилагает должных стараний, работники примут это за руководство к действию, — продолжил он.
— Это типа когда директор закрывается в кабинете и спит? — не удержался я.
Япошка дернулся, но быстро взял себя в руки:
— Для японца работа — самое важное в жизни. Коллектив — вторая семья, а рабочее место — второй дом, пребывание в котором придает жизни смысл и счастье. Рядовой сотрудник тоже может поспать на рабочем месте — ведь если он настолько устал, что не может работать дальше, никакого толку от него не будет. Зато потом он продолжает работу с новыми силами и с полной самоотдачей.