Самый лучший комсомолец. Том четвертый

Смолин Павел

— Ох, Серёженька, ну разве это «тяжело»? Я помню когда тебя родила, то спала буквально на ходу. У нас печка в комнате была, так помню присела на табуретку и начала дрова подкидывать в огонь, а потом понимаю, что сплю и тебя чуть в огонь не сунула. Уставала страшно. А ведь ещё и училась. А потом мама умерла, тебе тогда только три годика исполнилось, так я чуть в петлю не полезла от безысходности. А теперь — как в раю. Мама Алёнку с рук не спускает, маленькие с нянечкой — она их и переоденет, и искупает, и покормит. И у Вики так же будет — мы своих не бросим. Чего же не рожать с такой помощью? Я может и ещё на одного решусь годика через два.

В общем — любой не портящий репутацию

тандема Судоплатовы-Андроповы запрос мамы Наташи будет выполнен, ну разве она не заслужила? Многим тяжело, но всем матерям-одиночкам я такое дать не могу, но своей-то родительнице (а ее я уже именно так и воспринимаю) можно, так почему нет? Да я ее модельером мировой величины сделаю, пусть знают наших! Кто меня осудит? Любой человек на моем месте поступил бы точно так же — мама это святое, и с этой аксиомой будет спорить только психически ненормальный человек. Мама из прошлой жизни тоже как сыр в масле кататься будет, хоть и не в таких масштабах. Да всем хорошо будет — восьмидесятые-девяностые годы этой реальности станут «золотым веком бытового счастья Советского народа»! Ну и дальше будет не хуже — гарантирую!

Японцы из «Ямахи» в сопровождении посла (по умолчанию добавляется во все взаимодействующие со мной японские группы) прибыли минуту в минуту, но не забыли ритуально извиниться за опоздание. Мы не менее ритуально заверили их, что только что прибыли сами и совсем-совсем не заждались.

— Я чувствую себя немного виноватым в том, что мои слова во время визита в Японии косвенно послужили причиной митингов, Синсеки-доно, — сделал виноватое лицо. — И очень надеюсь, что никто не пострадает — японский народ не меньше нашего заслужил жить мирно, спокойно и сытно. Но вместе с тем я всем сердцем поддерживаю желание японцев скинуть ярмо американской оккупации. Позволю себе заметить, что из-за нее гордый японский народ теряет себя — еще два-три поколения, и душераздирающие события сорок пятого года будут восприниматься вашими соотечественниками через призму англосаксонской пропаганды — как способ закончить войну без лишних жертв, — горькая усмешка. — Как будто стертые с лица земли города — это «не лишние жертвы». А вы, кстати, знали, что в списках возможных целей был и прекрасный Киото?

— Этот прискорбный факт мне знаком, — нейтрально кивнул посол. — К счастью, нашим противникам хватило ума понять, что лишившись Киото каждый японец был бы готов сражаться до смерти — жить дальше с таким позором мы бы не смогли.

— Но не будем о грустном, — демонстративно встрепенулся я. — Ивадзаки-доно, Сирай-доно, простите за отступление от регламента. Уверен — вы очень занятые люди, и мне очень жаль, что я позволил себе потратить ваше время впустую. Я готов перейти к цели нашей встречи.

«Ямаховцы» заверили меня, что совсем не обиделись, и Ивадзаки-доно огласил цель их прибытия:

— С двадцатого до двадцать первое ноября в Токио состоится Всемирный фестиваль популярной песни. Наша компания — «Yamaha Music Foundation» хочет пригласить вас в нем поучаствовать.

— Меня лично? — уточнил я.

— Для нас было бы огромной честью, если бы вы исполнили хотя бы одну песню вне конкурса, Ткачев-сенсей, — с поклоном подтвердил Сирай-доно. — Согласно регламента, участвовать могут только профессиональные артисты, поэтому мы бы хотели пригласить поучаствовать ваше юное протеже — Ольгу Кучер.

— Ваше приглашение — честь для нас всех, — улыбнулся я. — У Ольги большое будущее, и я участие в вашем фестивале станет хорошим первым шагом. Мы с радостью прибудем на три дня в вашу замечательную страну, — задумчиво посмотрев в окно, нагнал пафоса. — Мне кажется, я уже представляю себе ее выступление. Нужно

будет как следует поработать на студии. Но я ненавижу выезжать за границу СССР, при всем моем уважении к нашим соседям — дома я чувствую себя по-настоящему счастливым, поэтому, извините, я вынужден попросить у многоуважаемой корпорации «Ямаха» права на показ всех дней фестиваля по Советскому телевидению. Наш телевизор не приносит никаких доходов, поэтому вы ничего не теряете.

— Мы прекрасно понимаем вас, Ткачев-сенсей, — с поклоном признался Сирай-доно. — Ваше нежелание покидать родные земли знакомо каждому японцу — мы тоже неохотно покидаем наши благословенные острова, и с радостью поделимся с вами видеоматериалами — в конце концов, это послужит сближению наших стран, которому корпорация «Ямаха» посодействует с огромной радостью. Могу ли я позволить себе ответную просьбу?

— Это будет справедливо, Синсеки-доно, — одобрил я.

— До нас дошли слухи, что в числе ваших талантов присутствует и «рекламное» направление, — намекнул он.

Потому что «Барби» контракт подписали — заводик по производству кукол уже строят. Под это дело даже разработали специальную «внутреннюю» линейку: «Барби-швея», «Барби-колхозница» и «Кен-красноармеец». Полная ржака! Будет выпускаться и за рубежом, лимитированным коллекционным изданием. Может показаться странным, но СССР в эти времена страна прямо «хайповая», и я это использовать не стесняюсь.

— Я с радостью напишу несколько сценариев рекламных роликов для продукции «Ямаха», — с улыбкой кивнул я. — Об оплате договоримся позже, когда у меня будет готовы конкретные предложения.

Йены мне нафиг не нужны, наладим бартер — Советским ВИА не помешают японские синтезаторы, а народу — мотоциклы. Дали по рукам, и мы с Вилочкой отправились на Лубянку — последний пункт сегодняшней поездки в Москву.

* * *

— Только загранку из головы вытряхнешь, как сразу следующая перед глазами маячить начинает, — пожаловался я по пути.

— Больше покушений не допустят, — попыталась успокоить меня Виталина.

— Да дело-то не в этом, к покушениям я привык, — отмахнулся я. — Я же им не врал — терпеть не могу Родину покидать, слишком много несовершенства мира и ненужных мыслей в голове сразу появляется. А здесь — идеальная питательная среда, родной симулякр, люди улыбаются, вон Ильича свежего натянули, — указал на пришпиленный к «хрущевке» баннер с Лениным. — Верной дорогой идем, получается. Коллективное бессознательное — оно, как бы это странно не прозвучало, на индивида давит и пытается переформатировать. Будучи ушибленным на голову, я это чувствую очень остро. Ху*ня, ради Родины потерпим, но на три дня не поеду: прилетел, спел, встретился с кем скажут и домой. Ноябрь, вообще-то, месяц учебный, и школу никто не отменял.

Вилка саркастично фыркнула.

— Дисбаланс наклевывается, — вздохнул я. — Две поездки к союзникам, теперь две — к япошкам, которые как ни крути — враги. Пока по крайней мере. Значит нужно ехать либо в союзную, либо в нейтральную страну.

— Рано или поздно все равно придется.

— Придется, — поддакнул я. — Я не зазнался, но в моем случае надо быть полностью оторванным от реальности кретином, чтобы не признавать роль личности в истории. Вон какие тектонические сдвиги со всех сторон. И темп сбавлять нельзя — у нас страна при любой власти любит останавливаться и на лаврах почивать. Этакая медвежья спячка, во время которой энергия тратится только чтобы лениво лапой от внешних угроз отмахиваться, игнорируя пролежни и засилие паразитов на родно шкуре. Пошли в «Океан» зайдем! — резко поменял тему, ткнув пальцем в недавно открытый сетевой магазин.