Самый лучший комсомолец. Том четвертый
Шрифт:
— Уже, — подтвердил он. — Охолонули вроде, «полное служебное» перед пенсией получить никто не хочет.
— Совестно, — признался я. — Я же как лучше хотел, а получается как всегда — сломанные судьбы и печаль.
— Сами виноваты, — успокоил меня Цвигун. — Голову в нашем деле терять нельзя, и если за время службы кто-то этого не понял, значит ему у нас и не место было. Капитана целого посадить пришлось — такие «подставы» организовывал, даже у меня волосы дыбом встали.
— Не расскажете?
— Не расскажу, — подтвердил он. — Кстати! — забрался в ящик стола, вынул оттуда толстую папку. — Вот, все как просил —
— Ругают? — принял папочку, сгрузил в сумку Виталине.
— Не без этого, — ухмыльнулся Цвигун. — Но они вообще всех подряд ругают — им Родина, как ты говоришь, «мощности» дает, деньги сказочные выплачивает, а они все недовольны. Ну да бог им судья, навредить не дадим.
Вошли дяди Федя и Витя, и мы некоторое время согласовывали списки кандидатов в службу безопасности, трудовые договоры и полномочия — «огнестрела» мне не дали, но против наручников, телескопических дубинок и газовых баллончиков товарищ Цвигун возражать не стал. Нормально, к моменту отбытия на Дальний Восток личный «ЧОП» будет укомплектован и ко всему готов.
Глава 25
Стоя у раковины в ванной (у нас их две), я чистил зубы и слушал доносящиеся из узенькой, у потолка (чтобы никто ни за кем не подглядывал) форточки доносящиеся со стороны сада (там у нас сосновый лес нетронутый, красиво) «домашние» звуки — мама с бабушкой выгуливают малышню. Помимо них присутствуют дядя Андрей и беременная Виктория Викторовна — в гости пришли. Время уже к обеду — вчера ночные съемки были, позволил себе поспать подольше.
— Андрей, подай кружку, — попросила учительница.
— Ща, — буркнул он.
— Могла бы и сама взять, — это Эмма Карловна.
— Тяжко мне, тошнит, — жалобно ответила Виктория Викторовна.
— Это пройдет скоро, — утешила ее добрая мама.
— Нет, Андрей, не в такой кружке — она красная, примета плохая, к выкидышу, — снова учительница, тоном «каноничная хозяйка подкаблучника».
— И этот человек учит детей материализму, — пробурчал я.
Ненавижу «бытовуху», верный способ испортить настроение.
— Сейчас, — буркнул бедолага-игроман.
— Он тебе что, прислуга? — Эмма Карловна, тоном «хочу поскандалить».
— Да мне не трудно, — дядя Андрей, тоном «нафиг мне эти скандалы».
Пауза.
— Нет, не из колонки, из колодца, — снова Виктория Викторовна.
Звук брошенной о дерево кружки, стук калитки, учительницино жалобное:
— Андрей, ты куда?!
Полоскание рта скрыло детали последовавшего скандала, но суть и так ясна — старательно выстроенная экосистема, где мне так хорошо и комфортно, начала трещать по швам. И виноват в этом исключительно «семейный урод» в виде дяди Андрея. Лучший способ сохранить душевный покой — вместе с любимой Вилочкой свалить жить в служебную «двушечку» в административном кластере. Но мама сильно расстроится — она же не слепая, сразу все поймет. С другой стороны — разве я не заслужил хорошую «погоду в доме»? Судоплатовское семя сильно, а у Эммы Карловны ублюдочный характер. Просто охренеть как быстро человеческая особь забывает о плохом и принимает статус как должное. Но тоже понять можно — это не мама, благодаря которой Судоплатовы вернули положение в обществе, а левая тетка, которая «пришла на все готовенькое». Настроение полетело в помойку.
— Готова? —
— Готова, — подтвердила она.
По пути заглянул в свой кабинет — стол, пара стульев, диванчик, печатная машинка, шкафы с книжками и сувенирными подарками, отдельный телефон и гитара. На полу кооперативный ковер — овечки множатся, дают шерсть, и ткацкая фабрика наконец-то вышла на рабочие мощности, пополняя совхозную казну и слегка удовлетворяя потребности Советских граждан в шерстяной продукции. Ближе к зиме начнем валенки валять — на них спрос всегда есть. Фортепиано в кабинете мне нафиг не нужно — полный комплект инструментов есть на студии в ДК. Отдельная радость — портреты Ленина и Сталина. Чтобы равняться на лучших!
Далее пошли в столовую, красующуюся каменным столом и стульями стиля «барокко» — тоже не моя идея, но меня в собственном доме почему-то уже давненько не спрашивают, всем рулит «матриарх» — и позавтракали выданными поварихой Екатериной Павловной остатками завтрака. Разогретое, но неизменно вкусное! Поблагодарив тетеньку, вышли на веранду — тут у нас диванчики и стол, дед Паша порой с гостями в шахматы играет, любуясь сосенками и клумбой с цветами за окном. «Релакса» добавляет проигрыватель производства ГДР — классику слушают, интеллигенты долбаные.
Вышли на крылечко как раз вовремя, чтобы увидеть как в калитку выбегает плачущая учительница литературы. Вид у Эммы Карловны довольный — победила! На мамином лице — смущение, с которым борется «а я-то что сделаю?». И ведь так и есть — ничего она не сделает, потому что во-первых ей это нафиг не надо, а во-вторых ее текущая жизнь устраивает на 400%, а Виктория Викторовна не настолько важная птица, чтобы нарушать гармонию. Словом — ситуация угнетает одного меня.
— Доброе утро, — подошли к восседающим в беседке у самовара дамам.
Деточки — в детских стульчиках. Аленка — в расположенной рядом с беседкой песочнице, куличики при помощи няни лепит.
Получив ответное приветствие, чмокнул в щеки маму и братьев с сестренкой.
— Мы на работу.
— Бегите, — с улыбкой благословила на трудовые подвиги родительница. — Покушали?
— Покушали, — подтвердил я и пошел открывать ворота, а Вилочка — выгонять из гаража «Запорожец».
Открыв створки, проводил взглядом кортеж из парочки грузовиков с «будками», «членовоза» и трио машин охраны. «Членовоз» и пара «охранных», увидев меня, остановились, и из первого вылезли Екатерина Алексеевна и одетая в сарафан с ромашками дама примерно маминого возраста — под тридцатник.
Посторонившись, пропустил «Запорожец», виновато улыбнулся:
— Сейчас, только ворота закрою!
Закрыл ворота и выбежал через калитку.
Нет, само собой, можно так не напрягаться, оставив процесс открытия и закрытия парочке всегда присутствующих на территории дома «охранных дядей», но мне самому нравится.
— Здравствуйте! — поздоровался к подошедшим дамам, которые уже успели обменяться приветствиями с Виталиной. — Извините, не бросать же настежь!
— Это правильно, бросать на полпути нельзя! — с улыбкой одобрила Фурцева. — Знакомься, Сережа — это дочка моя, Света.