Самый лучший комсомолец. Том пятый
Шрифт:
Зал для приемов — роскошен: сияет золотом, украшен красными стягами и портерами Мао и Ленина. Хозяева приема — Кормчий с Женой — выглядят скромно: в темно-зеленых, полувоенного образца камзолах, и это задает стиль остальным. Мужской костюм уместен почти всегда, а вот дамам пришлось отказаться от платьев, отдав предпочтение парадно-офисному стилю.
Кормят тоже отлично — на укрытых белыми скатертью столах, помимо любимой Мао свининки в остром соусе с перцем наличествуют и вполне съедобные для неподготовленного человека блюда.
Прямо
—…и ваш визит был бы очень уместен, — закончил он пространно приглашать меня в гости в рамках развернутой Фурцевой программы.
— А разве такого рода приглашения не должен делать месье Сейду? — спросил я, имея ввиду посла Франции в СССР.
Пусть как все на прием записывается.
— Просто позволил себе воспользоваться удобной возможностью, — с улыбкой покачал он головой.
Я не хочу, но и обижать нельзя — мало ли как сложится.
— Я бы охотно посетил вашу страну — там есть Лувр и другие интересные места, но за одним из покушений на меня стояли ЦРУ, а ваша страна — член блока НАТО.
— Южная Корея… — начал было он, но был бессовестно перебит.
— Все лишь удобные пешки, — покачал я головой. — Извините, месье Легран, на нас смотрит многоуважаемый товарищ Мао, и я не могу себе позволить проигнорировать его сигнал, — и мы с Виталиной пошли к окруженному свитой хозяину дома, о чем-то жизнерадостно болтающим с Громыко, Фурцевой и американским послом. Последние выглядят не менее жизнерадостно — профессионалы. В руках у всех, понятное дело, бокалы — сам Мао пьет окрашенную для вида воду.
У никогда не пьянеющего Сталина подсмотрел, видимо.
Клипешник, для которого пришлось вскрывать отечественный спецхран — наши киношники записали эпохальную речь Мао в 49-м на цветную пленку — вождю и его жене понравился, что прямо сказалось на отношении ко мне — теперь в любимчиках хожу. Саму пленку из архива (для себя сделали пару копий) Громыко подсуетился преподнести в качестве подарка. Меня Мао в ответ наградил настоящим артефактом — лично переписанным высоко каллиграфическим почерком древним китайским стихотворением на свитке пергамента. Повешу на стену кабинета — прикольно, у кого еще такое есть?
— Вот такую молодежь способны выращивать коммунистические государства, — заявил вождь американскому послу, положив руку на мое плечо.
Присвоил, получается. Точнее — обобществил, он же марксист!
— Могут ли похвастаться такими семенами капиталистические плоды, мистер Макконахи?
Черноволосый, с безукоризненной укладкой американец легко сохранил на лице приятную улыбку:
— Не могу ручаться за всех, но в нашей стране хватает талантливых людей. Мы — нация мечтателей…
Мао очень по-хамски не дослушал и перебил:
— Обидно, наверное, мечтать о присутствующих здесь прекрасных дамах, когда мужские силы иссякли.
И ехидненько так заржал вместе с женой, свитой и некоторыми представителями иностранных дипкорпусов. Кто любит американцев кроме идиотов и специально оплаченных людей?
Просто демонстративно опускает бедолагу на глазах у всех. Точнее, на глазах у нас, чтобы видели и ценили. Впрочем, это только перевод звучит грубо, а точную фразу Мао перевести нельзя, но там как бы и ничего такого — просто спросил о здоровье.
Переводчик шепнул на ухо Громыко и Фурцевой перевод, я сделал тоже самое для Виталины. Андрей Андреевич услышанному не обрадовался — по принципу «мы можем стать следующими» — а Екатерина Алексеевна закусила губы, чтобы не рассмеяться тоже.
— Нашими химиками недавно было запатентовано и запущено в производство новое лекарство под названием «Сиалис», — влез я. — Оно замечательно помогает при мужских недугах. В вашей стране оно успешно продается, мистер Макконахи.
Мао со свитой заржали еще ехиднее, Громыко смерил меня недовольным взглядом. Ну простите, не все тут профессиональный дипломаты.
Дипломат, даром что с Алабамщины, подачу перенес стоически, с улыбкой ответив:
— Здесь действительно собралось очень много прекрасных дам, но дома меня ждет любимая Маргарет, которой и достаются все мои мужские силы. Вот она, — он залез во внутренний карман и достал из бумажника фото, где он стоит на фоне домика формата «американская мечта» с миловидной блондинкой средних лет. Между ними — пацан лет трех.
Любят эти американцы фотографиями семьи в лицо тыкать.
— Жаль, что малыш слишком мал, чтобы отправиться во Вьетнам героически погибать на смазанных дерьмом бамбуковых шипах ловчей ямы за сохранность лица мистера Никсона, — вздохнул я.
Посол с непроницаемой рожей убрал фото на место. А чего ему? У высокоуровневых чинуш эмпатия атрофируется — не сам же он по джунглям бродит.
Мао гоготнул и поведал:
— Вьетнамские товарищи знают толк в партизанской войне — когда-то она принесла победу и мне, так что я знаю о чем говорю.
— К сожалению, соотношение производительных сил в этой несправедливой бойне несоизмеримо, поэтому вьетнамским товарищам приходится побеждать большой кровью, — приуныл я.
Жалко Вьетнам.
— Любые потери оправданы, если в конце — победа! — заявил Мао. — Здесь слишком шумно, чтобы говорить о такой сложной для понимания вещи как производительные силы. Идемте туда! — указал на нависающий над залом, сейчас пустой балкон.
Сменив бокалы и прихватив пяток официантов — Великого кормчего один человек никак не обслужит — мы по устланной коврами лестнице пошли наверх. Американский посол увязался следом — он же функция, самоуважение ему непозволительно, придется дальше клоуном работать ради возможности погреть уши.