Самый лучший комсомолец. Том пятый
Шрифт:
Потянувшись, чмокнул в щеку продолжающую спать Виталину и посмотрел в окно. Еще темно, но в свете фонарей у ворот посольства видны оставленные весь вчерашний вечер проходящими мимо нашего посольства китайцами цветы. Целая гора! Особенность менталитета, о которой нам рассказывали на инструктаже в МИДе: когда китаец «наисполнял», извиняться он не стремится, опасаясь, что это будет воспринято как напоминание о неприятном или даже насмешка. Вместо этого китайский товарищ подлизывается и окружает вниманием, как бы искупая делом. Что мы сейчас и наблюдаем — Мао понимает, что не прав, но кто старое
Побрызгав в лицо холодной водой и почистив зубы отечественной пастой — вообще уже не дефицит, три завода занимаются, один — целиком на экспорт, я оделся в рубаху с брюками и вышел в коридор, где поздоровался с дядей Вадимом — последние два часа двадцать минут тут сидел, сменится через сорок минут — и мы с ним пошли по покрытому старенькой ковровой дорожкой коридору. В жилом крыле здесь скромненько, но скоро такое положение дел изменится — после тяжелого периода «культурной революции» посольство вновь ожило, а значит сюда обратит внимание государственный бюджет.
Громыко и Фурцева живут по соседству, в конце коридора, в трехкомнатных апартаментах. Разных, конечно — двери друг напротив друга. Мне — в правую, но для этого дяде Вадиму нужно показать документы двум вооруженным автоматами и одетым в бронежилеты дядям ранга повыше. Мне достаточно показать себя — я же такой один!
— Не знаете — Екатерина Алексеевна уже проснулась? — спросил я.
— Вода шумела, — ответил дядя с автоматом и вернул «корочку» владельцу.
— В карты без меня не играть, — повеселил я «девятку» приказом и постучал в дверь.
Пожилые рано встают, поэтому баба Катя открыла дверь уже одетой в юбочный костюм — платьями Цзян Цин с ней мериться не будет, жене Мао такое невместно.
— Доброе утро, — поздоровался я.
— Доброе утро, Сереженька, ты в гости? — с приветливой улыбкой спросила она.
Вообще не волнуется, либо не показывает — привыкла представительские функции тащить.
— Немножко поговорить.
— Проходи, немножко поговорим, — посторонилась она.
В небольшой прихожей нашлись вешалка, тумбочка и антикварного вида лампа на стене. Новодел, но хороший. Сняв туфли, прошел за хозяйкой в типа-гостиную, где нашлись обитый кожей диван, телевизор — у нас тоже есть, показывает китайское телевидение, то еще удовольствие, конечно — и пара кожаных же кресел. «Стенки» нету — на постоянной основе здесь никто не живет, значит и вещей нет. Вторая комната, по идее, спальня, а третья — кабинет, но до них мы не дойдем.
— Даже угостить тебя нечем, — сев в кресло, Екатерина Алексеевна указала рукой на свободное.
— Все равно завтрак скоро, — пожав плечами, я уселся. Вполне удобно! — Чего аппетит перебивать?
— Чего ты там придумал с утра пораньше? — спросила она.
Я рассказал.
— Далековато Шэньчжэнь-то, — задумалась она.
— Ну нет так нет, — улыбнулся я. — Оно же вообще не критично. Извините, что по пустякам побеспокоил.
— Все равно делать нечего, — улыбнулась она в ответ. — Увидимся на завтраке, — проводила меня до выхода.
К Громыко зайти, что ли? Надо придумать повод.
— В карты все еще
Андрей Андреевич тоже пожилой, поэтому открыл почти сразу, будучи одет как я — в рубаху и брюки.
— Доброе утро. Я пришел учиться, — нагло улыбнулся я.
— Проходи, ученичок, — невозмутимо посторонился он.
Обстановка в прихожей и гостиной — те же самые, но в этот раз мы пошли в кабинет, где Громыко уселся за стол и с легким оттенком укоризны на лице закопался в кучу бумаг.
Понимаю.
— Скрупулезность и педантичность в работе — это самое главное, — начал он процесс обучения, и я пристроился на стуле напротив. — Не смотри в бумаги, — зыркнул он на меня исподлобья, и я отвел глаза.
Обидно — то, что я увидел, мне и так знакомо.
— Всегда нужно готовиться так, чтобы быть сильнее и увереннее врага, — продолжил он. — Материалы по теме переговоров — это понятно. Так же обязательно изучить аналитику, биографию и личностные качества оппонентов.
— Так и стараюсь делать, — осторожно кивнул я.
— Торопиться — нельзя, потому что оппонент тоже человек и устает. А мы уставать не должны, и тогда, когда устанет он, можно начинать торговаться.
— Я обычно просто называю цену и ухожу, — похвастался я.
Громыко хохотнул:
— В коммерции такой подход может и работает, но у нас здесь «торговля» посложнее.
— Я понимаю, Андрей Андреевич, — простимулировал я его на продолжение.
— На переговорах нужно молчать и слушать. Когда человек слушает — это чувствуется, и хочется рассказывать ему больше. Люди — болтливы! — смерил меня взглядом и вернулся к бумагам. — Для этого же желательно задавать вопросы. Делая так, ты воссоздаешь ролевую модель хозяин-гость. Хозяин — спрашивает и слушает. Гость — отвечает и предлагает.
— И у хозяина в этом случае как бы право выбора, — кивнул я.
— Хозяин так же оценивает ценность самого гостя, — кивнул в ответ Громыко. — Который может оказаться очень лёгким и подсознательно принимать позицию слабого. А самое главное, — он поднял на меня взгляд. — Они слабые и есть, потому что за нами — самая сильная армия в мире и уверенность в своей правоте.
— Приятно быть добром с кулаками, — улыбнулся я.
— Но демонстрировать кулаки — это дурной тон или последнее средство.
— Первое — чаще?
— Чаще, — подтвердил Громыко. — Вопросы?
— Нет вопросов, — понятливо поднялся я на ноги. — Спасибо за урок, Андрей Андреевич.
— Увидимся на завтраке, — не стал он меня провожать.
Можно заглянуть в спальню, но это очень невежливо, поэтому я покинул апартаменты министра и пошел к себе. Неплохо скоротал утро!
* * *
Таких слушателей у меня еще не бывало. Японцы любят меня за другое — как производителя контента. Свои — по совокупности добрых дел и опять же из-за контента. Корейцы — для маленьких я друг их бога, а корейцы постарше умеют говорить то, за что не посадят, как бы грустно это не звучало. А вот китайский комсомол, собранный в актовом зале их штаб-квартиры, слушал меня предельно внимательно и с восхищением на лицах.