Самый лучший комсомолец. Том пятый
Шрифт:
— Потому что пожилой директор базы, поднимающий руку на главу республики в нашей стране — редкость, — отмазался я. — Но нужные организационные выводы мы сделаем, Шараф Рашидович, я вам обещаю.
— Теперь тебе не жить, падла, — обратился Рашидов к гражданину Халилову.
— Захват заложника, сиречь — терроризм, это высшая мера, — подтвердил я. — Захват главы республики — уже дело политическое, «измена Родине» называется. Но, если Ёкуб Юсуфович сдаст всех своих подельников, цепочки сбыта и нечистых на руку коллег — уверен, он с ними плотно общается, можем ограничиться двадцатью пятью годами «строгача».
Пару
Директор завыл, роняя слезы.
— Взял нож — бей! — рявкнул на него Шараф Рашидович. — Как мужик себя веди!
— Давайте следственную группу звать, — попросил я дядю Витю. — Как раз прилететь должны.
Оно мне надо лишнюю бумажную работу делать? Мне еще в Москву лететь, деду новости рассказывать — у него теперь очередной перерожденный обратно в борцы за победу коммунизма высокоуровневый опричник есть. А вот и подтверждение из первых уст, так сказать:
— Сергей, клянусь — я знать не знал! Сейчас этого выпотрошим, — пнул даже не отреагировавшего на это директора. — Я в Москву позвоню, чтобы пару ревизоров прислали, мы всю республику вычистим!
— Я передам ваши слова деду, — улыбнулся я. — Уверен, он такой благородный порыв оценит. А это, — указал на стол. — Конфискуется в пользу республиканских школ, на ремонт и закупку инвентаря. То же и с тем, что мы найдем у гражданина из Первого отдела. Вы с нами?
— Нет, его из Москвы поставили, пусть Москва и разбирается, — поленился Шариф Рашидович, пожевал губами и уточнил. — Нет, если нужно…
— Мы справимся, — заверил я его.
* * *
В Москву я прибыл во втором часу ночи, но дед — что очень радует! — сегодня заработался, поэтому ехать пришлось в привычный Кремль. Привычный, да не совсем — вторящие приглушаемым толстым ковром шагам, ставшие слышимыми скрипы и стуки здания заставляли бежать по телу легкие мурашки, которые только усиливались от осознания того, где и зачем я нахожусь. Именно отсюда тянутся нервные окончания ко всем уголкам сверхдержавы — квинтэссенции уходящей вглубь веков великой цепи. Не важно — Киев, Москва или Петербург. Побоку социально-экономическая формация. Плевать на правящую надстройку — здесь была, есть и будет могущественная, вгоняющая весь мир в страх и оторопь (Как оно могло появиться?! Почему оно до сих пор живо?! А главное — что нам с этим делать?!), великая Империя!
Поздоровавшись с демократично помахавшим мне из-за своего стола дедовским секретарем, я открыл дверь Высочайшего кабинета и спросил:
— Разве мы не являемся воистину богоизбранным и богоспасаемым народом?
— Место здесь такое, — подняв очки от бумаг и улыбнувшись, ответил деда Юра. — Располагает к размышлениям о судьбах Родины.
— Сиди, устал же наверное, — нахально заявил я и прошел к столу, заняв стул напротив. — Совсем ты себя, деда, не жалеешь — вон какой глаз краснючий, осунулся, морщин прибавилось. Давай ты на воды на месяцок отдохнуть, а я за тебя поправлю?
— Было бы неплохо! — потянувшись, зевнул Андропов. — Давай через год к этому разговору вернемся.
— Серьезно? — охренел я.
— Нет конечно! — хрюкнул он и наклонился
— Извини, что поздновато, — виновато развел я руками. — Но все-таки, — откашлялся. — «Ода на восшествие Андропова первого на престол»! Красное солнышко как беспилотник Снова зависло над жухлым ракитником…
— Беспилотники — это государственная тайна, — ехидно перебил деда Юра.
— Да помню я, ты слушай! — отмахнулся я и продекламировал до конца, [ время от времени ловя «фидбек» в виде Андроповских смешков.
— Второй куплет-то похуже будет, — заметил он.
— Похуже, — согласился я.
— Записывать не вздумай, а то худсовет подмахнет, а народ решит, что это без иронии, — предупредил деда.
— Обчество пока не готово, — согласился я. — Как у нас тут в целом?
— В целом — мир и стабильность, — ответил он цитатой. — Но с трупами врагов посложнее.
— Можно чуть-чуть подробностей? — наклонился над столом и я.
— «Выдай-ка мне отчет, младший соправитель», — перевел он.
— Младший тут, как ни крути, я, — самокритично поправил скромный мальчик Сережа.
— Хотя бы так, — по-стариковски крякнул дед.
— Покажешь квартиру Сталина? — попросил я. — Если не устал, конечно.
— Пройтись не помешает, — решил он и поднялся с кресла. — Какую из трёх?
— А было три? — удивился я.
— И этому человеку Партия доверяет вести «Политинформацию» по Центральному телевидению, — укоризненно вздохнул он. — Первая во Фрейлинском коридоре была, вторая — в Потешном дворце. Третья — напротив Арсенала. Но мы не в одну из них не пойдем — там от Сталина ничего не осталось.
— Жаль, — вздохнул я. — А куда мы тогда?
— Пониже, — ухмыльнулся он. — Федя, нам туда, — показал секретарю пальцем в пол.
— Так точно, — отрапортовал Федя и поднял трубку внутреннего телефона, а мы вернулись в кабинет, и дед потрогал три фрагмента стены.
Шкаф с книгами и папками на полках бесшумно и быстро отъехал влево, явив двери лифта.
— Очень секретно, да? — спросил я деда.
— Секретней некуда, — заверил он, и мы вошли в открывшиеся двери.
Кнопку этажа жать не пришлось — здесь их вообще нет — кабина сама ухнула вниз, по ощущениям — раза в три быстрее чем обычный лифт. Вот почему дед взялся за поручень!
— Наташа в Монте-Карло улетела два часа назад, — удивил он новостью.
— И даже не сказала ничего, — обиделся я.
— Три часа назад она и сама об этом не знала, — улыбнулся он.
Лифт остановился, двери открылись, и мы оказались в небольшом, метров на десять квадратных, ярко освещенном лампами дневного света квадратном помещении с оклеенными легкомысленными обоями в желтый цветочек стенами. Напротив нас, у стены расположился поблескивающий лампочками пульт — похожие стоят на АЭС. Сверху панель с лампами, сейчас — зелеными. Снизу — сам пульт, с кучей кнопок и пятком тумблеров. За ним сидел человек в форме армейского полковника. Правее пульта — бронедверь без вентиля, но с переговорным устройством на стене. Нам бы такое в китайском посольстве, не пришлось бы сходить с ума от информационного голода.