Самый лучший комсомолец. Том пятый
Шрифт:
У растерянного мужика отобрали бумаги и увели в кузов ЗиЛа.
— Ну а мы с вами пойдем в администрацию, поговорим в камерных условиях, — заявил я оставшимся фигурантам.
Работники базы же смотрят, я от этого стесняюсь!
* * *
В кабинете директора я уселся в его кресло, а дяди Витя, Федя и капитан Ерохин (приказали же меня сопровождать) усадили проштрафившихся товарищей на стулья вдоль стеночки. Напротив присел Валентин Петрович, который будет выступать в качестве эксперта. Остальные автоматчики
— Ну что, граждане, — начал я подготовку к внесудебной расправе. — Как же так вышло, что мой любимый город Хрущевск получил мокрый хлопок?
— Как мокрый?! — сымитировал удивление директор базы. — Быть того не может!
— Вы мне не верите, Ёкуб Юсуфович? — расстроился я.
— Почему же не верю?! — всплеснул он руками. — Дорога долгая, всякое может случиться, может отсырел. Но мы никогда мокрого хлопка не отгружали — у нас образцово-показательная база!
— Это — Валентин Петрович Чайников, кандидат наук, специалист по хлопку, — представил я ученого и спросил. — Валентин Петрович, какова вероятность, что три стоящих в разных местах баржи, опечатанных и совершенно не поврежденных контейнера хлопка отсыреют?
— Один — может быть, — пожал он плечами. — Два рядом — тоже вполне возможно. Но три из разных мест — такое полностью исключено.
— У нас тоже ученые есть, — насупился Ёкуб Юсуфович. — И не непойми откуда приехавшие, а прямо здесь, на хлопке и выращенные. Почти в полях! Они другое скажут, и вообще — я требую провести экспертизу!
— Вы ставите мою квалификацию под сомнение? — оскорбился ученый.
— Валентин Петрович, вы воевали? — спросил я.
— Воевал, — спокойно кивнул он. — Прямо из института добровольцем пошел, в сорок третьем. Сначала Европу помогал освобождать, затем — Манчжурию. После демобилизации институт закончил, диссертацию написал. Я, уважаемый, — гордо вскинув подбородок, смерил Ёкуба Юсуфовича неприязненным взглядом. — Как вы говорите, «в поле» много лет отработал — хлопок не только ваша республика выращивает, и прекрасно знаю, зачем некоторые несознательные элементы этот самый хлопок смачивают.
— Нашел чем гордиться! — не убоялся директор. — Да у меня медаль за победу над Германией есть — тоже в окопах посидел!
— Очень грустно, когда фронтовики законы нарушают, — признался я соратникам. — Но так уж вышло, что прежние заслуги человека после первого же преступления обнуляются полностью. Раз Валентин Петрович насилие видел, значит можно немного ускорить процесс. Я — не садист, но драгоценное время уходит в никуда, — виновато улыбнулся ученому. — Дядь Федь, сделаете внушение тому, что помоложе?
Начальник моего ЧОПа пробил в «солнышко» племяннику.
— Произвол! — прокомментировал директор.
— Именно он, — подтвердил я, пока племянник пытался вдохнуть.
— Я этого не одобряю, — заметил Валентин Петрович. — Но ты прав, Сергей, тратить время на бесполезные препирательства мы не можем. У тебя, я слышал, свое НИИ?
— Извините, это секретно, — покаялся я. — Ёкуб Юсуфович,
— Оговаривать себя не буду! — сложил он руки на груди.
— Гражданин Орипов, сотрудничество со следствием в нашей стране облегчает вину, — напомнил я племяннику.
— Ничего я не мочил! — сквозь слезы простонал он.
— Неприятно применять насилие, — вздохнул я. — Вам какой палец не жалко?
— Мне все нужны! — заявил он и спрятал руки за спину.
— Гражданин Васильев, ладно эти родня, но вам оно надо? — обратился я к КГБшнику. — База большая, но, раз стратегически важному городу отгружают мокрый хлопок, значит другим его отгружают тем более — в рефлексы вошло, получается. И не знать об этом Первый отдел не может. Давайте вы нам все расскажете и переедете куда-нибудь в Сибирь на завод разнорабочим с «полным служебным». Но если нет — извините, «пятнашечка» спецзоны.
— Да не знал я! — рявкнул он.
Ясно.
— Граждане Васильев и Осипов мизинцами левой руки совсем не дорожат, — пожал я плечами.
Короткая возня, двойной хруст, крики. Неприятно. И хорошо, что неприятно, иначе я бы испугался.
— Надумали?
Товарищи, увы, не надумали — крепкие или надеются на подмогу.
В кабинет постучали, и к нам застенчиво заглянул солдатик:
— Рашидов!
— Оперативно! — одобрил я и посмотрел на часы.
Двадцать семь минут с нашего прибытия сюда прошло. В глазах задержанных (де-факто) мелькнула надежда. Еще через тридцать секунд слегка вспотевший, одетый в костюм в вертикальную полоску, Шараф Рашидович.
— Здравствуйте, Шараф Рашидович! — радостно поприветствовал я его, выбрался из-за стола и пожал руку. — Огромная честь лично познакомиться с человеком, при котором Узбекистан настолько похорошел!
Как не ругай Рашидова, при всей своей страсти к припискам (которых теперь не будет) и коррупции, для республики он сделал очень много. Ну и трогать не велено — грядущая реформа провоцирует глав республик на подковерную возню и интриги, выгоду из которых извлекает Москва. Рашидов сейчас очень полезен.
— Шараф Рашидович! — возопил директор. — Произвол творится — приехали, избивают, пальцы ломают, хотят признание выбить! Я же верой и правдой…
— Помолчите, Ёкуб Юсуфович, — одернул его глава республики, у которого земля под ногами горит. — Разберемся! Здравствуй, Сергей, здравствуйте, товарищи. Могу я попросить меня ввести в курс дела?
И уселся в директорское кресло, как бы показав, кто тут хозяин. Я спокойно сел напротив, на стул посетителей — а чего обижаться, если я «кто хозяин» знаю точно? — и пересказал суть.
— Пальцы-то ломать зачем? — укоризненно спросил Рашидов. — Ты, Сергей, при всем уважении к Юрию Владимировичу, — не обломался обернуться и посмотреть на портрет Андропова, висящий рядышком с портретом самого Шарафа Рашидовича и перешел на отческий тон. — Молодой, горячий. Так же нельзя.
— А зачем гражданин Осипов тогда в опломбированном вагоне пытался покинуть территорию базы? — спросил я.
Нашелся тут Ленин, блин.
— Зачем? — спросил его Рашидов.
— Болею я, — жалобно проблеял племянничек. — Грузить помогал, дай думаю присяду, передохну, и сам не заметил как уснул.