Самый медленный поезд
Шрифт:
Стучат колеса. Трясется вагон. Просыня то вздувается
парусом, то бессильно опадает. И внезапно раздается
новый, не слышанный пассажирами крик,
странный, словно по ту сторону, крик новорожденного.
Простыня отдернулась, и пассажиры видят тетю
Пашу, держащую на руках ребенка...
– Девочка!
– будто о каком-то чуде, говорит артистка.
...Утро. Вагон отмечен особой чистотой и прибранностью, вызванными, с одной стороны, появлением в нем новой гражданки, с другой -
У окна стоят черненькая и одноглазый парень.
– Не могу я, Николай Петрович, - с болью говорит черненькая. Привязалась я к вам, это верно, а без Ниночки уж и не знаю, как теперь буду... Да не так мне все ожидалось... Думала, придет оно, и прямо в грудь мне ударит, чтоб ни раздумья, ни выбора, как в воду с берега!
Парень понурил голову. Незаметно подходит девочка и внимательно слушает.
– А как же мы-то без вас?
– А вы себе другую девушку найдете, красивше и лучше меня.. Ну, Ниночка - маленькая, привыкнет, что я ей?.
– Борисоглебск!..
– слышится чей-то голос...
...Поезд причалил к платформе. Выходят пассажиры. Первой, гордо держа пакет с младенцем, появляется черненькая, за ней, поддерживаемая тетей Пашей, осторожно спускается молодая мать; человек, который, кажется, уже не все потерял, тащит аккордеон артистки, замыкают шествие одноглазый с дочерью и корреспондент.
Усадив свою подругу на скамейку и передав ребенка тете Паше, черненькая бежит в билетную кассу. Одноглазый парень быстро говорит дочери:
– Обожди меня тут!
– и тоже устремляется в здание вокзала.
– "Пирог с хлебом", - читает девочка объявление, вывешенное над ларьком.
– Дядя Сережа, чего это?
– Не знаю, - говорит корреспондент, - какое-то новое, удивительное изобретение войны. Попробуем?
Он покупает два куска "пирога с хлебом".
– А вкусно!
– замечает корреспондент. Девочка кивает, уплетая пирог.
Одноглазый и черненькая приближаются к выходным дверям вокзала,
– Может, напишете, Евдокия Петровна?
– спрашивает одноглазый.
– Да, да...
– кивает черненькая, отводя глаза. Видимо, ей тоже тяжела эта, ею же решенная, разлука
– Не поминайте лихом, Николай Петрович!..
– И будто боясь, что она не выдержит, черненькая почти бегом устремляется прочь от парня.
– Мама! Куда ты?
– настигает ее отчаянный крик.
Черненькая замерла на всем бегу и шатнулась, как будто от удара в грудь. Она даже невольно поднесла руку к сердцу, куда сладкой болью проникли эти слова.
А девочка подбежала к ней, ухватила за платье своими маленькими руками.
– Ты нас бросаешь, мама?
– с прежней, недетской интонацией говорит она
У черненькой хлынули слезы.
– Разве мамы бросают своих дочек?
–
– Это правда?
– тихо спрашивает, подходя, одноглазый.
– Детей нельзя обманывать, Николай Петрович!
– сквозь слезы улыбается черненькая.
Они прощаются, и парень уходит об руку с приемной дочерью через рельсы к темным липам, высаженным по краю дороги, убегающей вдаль.
Черненькая подходит к жене бригврача
– Ты плачешь, Дусенька?
– Как же не плакать?
– знакомым баском отвечает черненькая.
– Сроду с парнем не поцеловалась, и пожалуйста - уже жена и мать!..
– Поезд на Москву отходит с третьей платформы!
– звучит голос вокзального диктора.
Пассажиры спешат на посадку.
И снова почетный эскорт сопровождает молодую мать. Впереди черненькая с младенцем, затем тетя Паша с вещами, корреспондент бережно, под руку, ведет Нину Ивановну.
И люди, спешившие на посадку, почтительно расступаются перед Матерью...
...Корреспондет и Лена сидят на скамейке близ станции Бекетовка.
– Замечательные люди - ваши спутники!
– от души говорит Лена.
– Обычные люди, - пожимает плечами Сергеев, - каких мы постоянно видим вокруг себя.
Лена делает чуть заметную гримасу, выражающую сомнения в последних словах Сергеева
– Ну а что с ними сталось?
– Каждый ушел в свою даль, в свою жизнь... Впрочем, я кое-что знаю о судьбе женщины, которую называли Ниной Ивановной. Она работала в госпитале и училась, кончила медицинский институт, воспитала дочь. Пережив сама так много страшного и горестного, она охраняла дочь от всего трудного, больного, печального, даже от воспоминаний о войне. Девочка выросла, полная доброго порыва, но слабодушная, избалованная опекой. И в первом же малом жизненном испытании она погнулась...
По мере того как он говорит, лицо Лены разительно меняется, наконец-то понимает она, о ком рассказывал корреспондент.
– И вы решили ее выпрямить?
– с дрожащими от боли и гнева губами перебивает Лена.
– Но кто дал вам право рассказывать мне все это, вмешиваться в мою жизь?!
– Ваша мать, - просто отвечает корреспондент.
– Она узнала, что я здесь, и прислала мне письмо. Только не поздно ли? Ведь вы уже в пути... Он встает со скамейки.
И тут Лена с неясной и странной улыбкой сквозь слезы
протягивает руку и заставляет Сергеева снова сесть.
Они смотрят друг на друга, тем и должен кончиться фильм:
двумя прекрасными человеческими лицами. Одно - юное,
другое - тронутое годами; .одно - прозревшее в печали
и радости, другое - в добром понимании, что просьба
далекого друга все-таки не опоздала.