Самый медленный поезд
Шрифт:
– Нина большая, Нина маленькая, пора ужинать! Девочка продолжает крепко спать, жена бригврача подымает голову с подушки.
– А как же вы все?..
– Да мы уже нарубались!
– нарочито грубовато говорит Дуся.
– Такой обед закатили, слышь, как пахнет.
...Ночь. Пассажиры спят. Старик, намотав на руку веревку, лежит. Он не спит. Бледные глаза его перебегают с одного спящего лица на другое и задерживаются на полном, с чуть приоткрытым ртом, румяном от печурки лице тети Паши. Старик кончает жевать, на четвереньках
Испуганно охнув, тетя Паша приподнимается. Зажав ей рот рукой, старик шепчет на ухо. Тетя Паша вырвалась, с возмущением глядит на него.
– Сдурел, что ли?
– Делом тебе говорю, - натужно шепчет старик.
– Постыдился бы, старый человек! Люди услышат.
– Не бойся, не такой уж старый. А люди спят.
– Эк тебя повело с сала-то!
– Слышь, иди ко мне. Все дам: и сальца, и колбаски. Я по-хорошему. Иди, сладкая!
– Знаешь, отцепись!
– вдруг громко, с презрением, которое сильнее ненависти, сказала женщина.
– Не то хвачу между ушей, - и она с силой отпихивает старика
– Т-с, ты, бешеная!
– хрипит он и ползет на свое место...
...Утро. Идет поезд. Хотя почти все пассажиры дачного вагончика уже проснулись, здесь царит необычайная тишина. Люди утомлены многодневным путешествием, ослаблены голодом, а кроме того, в их чистую, дружескую среду проникло инородное тело. Атмосфера словно заражена тлетворным дыханием старого мешочника.
Старик меж тем не стесняется. Он предается чревоугодию: что-то жарит, что-то варит, не переставая при этом жевать сало, которое ловко отрезает от шматка большим острым ножом с фиксатором.
Особенно тяжело это действует на артистку. Она то закидывает голову, то отворачивается к окну, чтобы не слышать манящих запахов, то мечет на старика возмущенные взгляды, то вздыхает.
Понурилась и тетя Паша, видимо, ночное происшествие оставило в ней тяжелый осадок.
Хмурится одноглазый парень, его тревожит затянувшееся путешествие: как он прокормит приемную дочку?..
Поезд замедляет ход и останавливается на очередной разбомбленной станции
– Схожу на разведку, - ни к кому не обращаясь, говорит одноглазый. Может, есть базарчик.
Вслед за ним молча выходит человек, который все потерял.
Тетя Паша и артистка тоже смотрят в окно. От питательного пункта несколько пленных в сопровождении конвойного тащат огромный котел, над которым шапкой стоит пар.
– Отличная вещь - солдатский борщ!
– замечает артистка.
– Какой там борщ, так, баланда!
– отвечает тетя Паша.
– Зато горячая!
– мечтательно говорит артистка.
– С черным хлебом!..
– Я лучше умру от голода, чем буду есть из одного котла с ними.
Артистка раскрывает свой баул и дольше обычного роется в тряпках.
Возвращается человек, который все потерял.
Тетя Паша пристально смотрит на него: на верхней губе у того отчетливо отпечатались
– Утрись!
– говорит она тихо и брезгливо.
– Вот теперь ты и впрямь все потерял, даже самого себя.
Человек в жалкой растерянности закрывает рот рукавом.
Артистка ищет в своем бауле, под руку ей попадают расползшиеся шелковые чулки, рваная косынка, еще какие-то тряпки, не имеющие меновой ценности. Затем она достает нарядное эстрадное платье, длинное, шуршащее, в блестках, и тут же прячет его назад
Взгляд ее падает на аккордеон. Она нерешительно подвигает его к себе. На черном коленкоре, которым склеен футляр, нацарапаны надписи: "Западный фронт, июль-август 1942", "Ленинград, январь 1942 г., август 1942 г.", "Сталинград"... Ее руки ласково трогают жесткое, пострадавшее от времени и передряг тело старого друга. Вынимает аккордеон. Он жалобно пискнул. Актриса кладет аккордеон на место. Она решительно хватает платье с блестками и спешит на базар.
От звуков аккордеона проснулась жена бригврача. Она садится на лавке, приводит в порядок одежду, снимает с гвоздя полушубок и накидывает на плечи.
– Куда ты?
– испуганно спрашивает черненькая.
– Здесь душно...
– Я с тобой!
– Нет!
– властно и твердо говорит жена бригврача.
– Я хочу одна.
– И ее нежное, таящее лицо становится на миг таким решительным, сильным, что совсем легко представить, какой она была, когда, обезоружив гитлеровцев, отомстила за смерть мужа. И черненькая, не понимая, чем вызван поступок подруги, невольно склоняется перед силой ее решимости.
Жена бригврача пробирается по вагону, придерживаясь за лавки, стены. С
трудом спускается по ступенькам вагона и бредет в сторону базара.
Ее шатает, словно травинку под ветром, но с тем же решительным,
бледным лицом маленькая женщина продолжает свой путь.
Базарчик на задах водокачки, жалкое торжище времен войны, где человеческая нужда справляет свой печальный праздник.
Жена бригврача оглядывается и медленно подходит к лотку, на котором лежит довольно крупный кусок темно-красного мяса.
– Это солонина?
– Она самая!
– отвечает продавщица, рослая, обхудавшая, но широкая в кости женщина
Жена бригврача вытаскивает из кармана шелковое дамское трико с кружавчиками и протягивает продавщице.
Та со смехом берет трусики, кажущиеся кукольными в ее больших руках, распяливает их и показывает соседкам. Она задирает подол и прикладывает трусишки к своим штанам из чертовой кожи, похожим на рыцарские латы. Смех становится общим.
Прозрачно-восковое лицо жены бригврача страдальчески кривится. Чуть откинув назад верхнюю часть туловища, она сводит лопатки и левой рукой что-то нашаривает за спиной. Вынув из-за спины руку, она погружает ее за пазуху, резкий рывок - и она протягивает продавщице шелковый лифчик.