Самый счастливый день
Шрифт:
— В этом и цель, — сказала она.
— Ты думаешь?.. Впрочем, быть может. Хотя не думаю, что такая цель привлекательна. Что меня ждёт? Допросы, камеры, унижения и снова допросы. Они утверждают, что я преступник.
— Я уж сказала, об этом не беспокойся.
— В конце концов, чем я лучше других? Розенталя того же или Сабурова? Как говорится, не отрекайся. Столько народа пострадало ни за что ни про что. А я хоть во искупленье. Признайся, ведь до самой гибели ты корила меня? Я тебя бросил. И буду теперь наказан. Я виновник, прямой виновник. Ведь ты пошла к часовне в день моих именин. И ты погибла.
— Разве я не жива?
— Это во сне. Но и такой сон подарок. Какие несчастные все эти васины и кульки. Им никогда ничего не снится. Завтра меня повезут в Москву. Такие же будут сидеть в кабинетах. Лишённые снов.
— Не будь слишком строгим.
— Они и меня хотели бы их лишить! Запретить эти встречи. Опустить чёрный занавес над последним, что есть.
Она сидела передо мной, держа на коленях свою золотистую книгу. Всё та же матовая бледность лица. Тонкие серые брови. Всё тот же чуть отрешённый взор. Складки голубой ткани свободно и плавно укладываются но очерку тела, ломаясь лишь на плечах и коленях. И та щемящая беззвучная нота, сокрытая в дорогом образе, когда его преподносит сон. Я спрашиваю:
— Что у тебя за книга?
Она приоткрывает её, пружинисто выбрасывает веер страниц.
— Это чтобы всё помнить.
— И ты… ты не забыла меня?
Тихо, тихо:
— Как же, как я могла забыть тебя, мой дорогой?
Слёзы катятся по моим щекам.
— И прости, прости… Я мучился эти годы…
— Теперь всё будет хорошо.
— Я знаю. Можно тебя обнять?
— Мне пора. Долгая ещё дорога.
— Боже, какой короткий сон…
— Это не сон, — говорит она.
Подходит неслышно. Приникает ко мне, обвивает руками шею. Свежесть холодной щеки. И блаженное чувство покоя, сошедшее вмиг к утомлённой душе, усталому телу…
— Проснитесь, проснитесь!
Меня трясёт за плечо лейтенант Кулёк. Приподнимаюсь с трудом.
— Что, уже?
В маленькое окно бьёт радостный солнечный луч. Полутьма мытной насажена на него, как на вертел. В нём ошалело крутится пыльная мошкара.
— Поезд скоро, — говорит Кулёк.
— На допрос? — Спросонья я мало что понимаю.
— Поезд, поезд, — твердит лейтенант. — Вон ваши вещи.
— Какие вещи? — в недоуменье вопрошаю я.
— Все ваши. Можете проверить.
— А капитан Васин?
Лейтенант Кулёк улыбается.
— Васина нет.
— Он говорил, что допрос.
— Не будет допроса.
— Сразу в Москву?
Я поёживаюсь. В открытую дверь тянет бодрым утренним холодком и ослепленьем неожиданно ясного дня.
— Надо же, солнце, — бормочу я.
— Солнце, — соглашается лейтенант. — Месяц почти не видали.
— Значит, за мной приехали, — говорю я.
— Да нет, — отвечает лейтенант, — вы уж сами.
— Что значит, сам?
— То и значит. Свободны. Поезжайте кушать свои пирожные.
Полная неожиданность. В недоуменье смотрю.
— Я свободен?
— Так точно.
— А Васин?
Лейтенант мнётся.
— Васина отозвали. На вас распоряжение пришло. Оформить и отпустить.
— Ничего не понимаю, — бормочу я.
Лейтенант пожимает плечами.
— А где мои вещи?
— Тут, — лейтенант указывает в угол. — Проверьте. Приборы ваши, замеры. Документы, печати.
Бросаюсь к сумке, судорожно перебираю. Да, всё на месте. Даже икона, поднесённая Егорычем в последний день, сунута ребром между свитером и рубашкой.
Выходим из мытной. Сверху обрушивается ярко-синяя глыба небес, со всех сторон подступает то зелёная, то уже бронзовая листва. Холодно сияют на солнце рельсы. Среди пернатых возбуждённый гвалт.
Я растерян. Неожиданный поворот сбил меня с толку.
— Что всё-таки произошло?
— Распоряжение. — Лейтенант зевает. — Мы люди маленькие, нам приказали.
— А капитан Васин? — настаиваю я.
Лейтенант снова зевает.
— Что вы заладили, Васин, Васин. Увезли, отозвали.
— И я свободен?
— Свободны, свободны.
— А форма тринадцать? — в голосе моём появляется вызов.
Лейтенант отвечает:
— Теперь, как выяснилось, она не нужна.
— Ах, вот как! He нужна! Значит, документы были в порядке?
— Значит, в порядке.
— Так какого же чёрта!..
— А вот чертей не надо, — сказал лейтенант. — Нам приказывают, мы выполняем. Отменили форму. Просто до нас не дошло.
— Но позвольте! — восклицаю я. — Ваш капитан назвал меня диверсантом, шпионом! Целую интригу сплёл!
— Не знаю, не знаю. — Лейтенант посмотрел на часы.
— Как это не знаете? Вы приносили вчера документы. Запросы какие-то, копии, плоды многолетней слежки!
— А я здесь при чём? — огрызнулся он. — Сказали, я и принёс.
— Вы же слышали, что он говорил!
— Ничего я не слышал.
— Нет, мы в этом ещё разберёмся!
— Да бросьте вы, — лейтенант зевнул в который уж раз. — Считайте, что вам повезло. Был Васин и нету.
Я насторожился.
— Это в каком смысле?
Лейтенант неопределённо махнул рукой.
— Ну, так… прихватили его.
— Как прихватили? В чём?