Самый старший лейтенант. Разведгруппа из будущего
Шрифт:
— Понятно, Павло Захарович. Раз ты такой бронированный, так шевелись, — сказала Катрин. — Тебя толком все равно не видно, но хоть слегка гада отвлечешь.
Женька осторожно вытащил из чехла свою лопатку. Прикрыв лицо, начал шевелиться. По правде говоря, плоскость у лопатки была крошечной. Но не ждать же, когда тебе прямо на месте башку прострелят.
Пулемет лупил, Женька полз, вжимаясь в землю. Видел в основном металл лопатки. Неожиданно оказалось, что впереди тянется ход сообщения. Женька отпихнул пустой патронный ящик, соскользнул в спасительное углубление. В последний момент испугался что ступни, в наконец-то разношенных ботинках, прострелит. Обошлось. Свалился на мертвого бойца, поспешно сполз в сторону, — ход сообщения был глубиной едва по колено. Левее короткой ящерицей скатился в укрытие Торчок, поправил съехавшую на нос каску:
— Живы?
— Катька где? В смысле, сержант наш?
Очередь вспорола бруствер, и тут же, охнув, в траншею соскользнула Мезина.
— Ах, вашу… Зарекалась ведь о крайнем разочке загадывать… — начальница отшвырнула саперную
Она сидела, привалившись спиной к стенке траншеи, глаза были дурные. Женька пополз к наставнице — на передней части каски светлела свежая вмятина.
— Контузило, — вынес авторитетный диагноз Торчок и полез в вещмешок.
Катрин хлебнула из протянутой фляги, вытаращилась:
— Это что за скипидар?
— Было спирту. Только махонько осталось, водицы добавил, — объяснил боец.
— Древесный спирт, что ли? Или в нем музейных змей хранили? — проявила слабое любопытство начальница.
— Чо я знаю? На фрицевский орден выменял, целый литер был, — с грустью сообщил Торчок.
Земля дрогнула — советская артиллерия положила залп где-то близко. Даже идиотский пулемет умолк. У Женьки и у самого звенело в ушах.
Невозмутимый Торчок показал саперную лопатку, только что брошенную начальницей:
— Выходит, у германца лопаты тоже нечего. Добротные. Не прошило.
На отполированном долгим употреблением металле красовалась вмятина — пуля отрекошетила от лопаты в каску, но не пробила ни то, ни другое. Чудом уцелел красивый лоб старшего сержанта.
— Что сидим? Пошли.
Женька перебирался через трупы. Свои лежали вперемешку с немцами. Живых не было, — видно, раненых сразу добивали. Россыпь гильз, окровавленное оружие, пулеметные ленты, свежая вонь взрывчатки.
Катька вынула из мертвой руки лейтенанта-морпеха наган, сняла кобуру:
— Ничего, брат. Хоть шпалер твой до Севастополя дойдет.
Едва намеченный ход сообщения вывел к знакомому пулеметному гнезду. ДШК перекосило — уткнулся шишкой ствола в землю. Немцы и свои лежали друг на друге. Похоже, рукопашная была, потом граната или мина рванула. Или подорвались осознанно.
Женька смотрел в мертвое лицо старшины. «На Южную бухту взглянуть мечтаю. Лодки, девушки нарядные, корабли…»
— Лейтенант, не спи! — резко сказала Катрин. — Роту побили, но бригада сейчас придет. Амбец фрицам. Пленных будет мало, так что с переводами потерпеть придется. А пока мы тот гадский пулемет достанем. Товарищ Торчок, ты как с крупнокалиберными?
— Так чо. Патронов только крохи…
Женька помог с треногой — как-никак за сотню весом пулемет тянет. Пока начальница и многоопытный Павло Захарович примерялись к сложному оружию, Женька уложил к стене своих убитых, вытолкнул за бруствер упрямящихся мертвецов-германцев.
— Слухай, танки? — Торчок обеспокоенно завертел головой, даже выставил из-под каски маленькое волосатое ухо.
— Наши, — сказала Катрин. — По дороге прут. Давай-ка, пока без нас с гадом не управились.
ДШК застучал. Новоявленные пулеметчики орали, поправляя друг друга. Женька стрелял в сторону дзота из винтовки. Оттуда вроде отвечали. Хлопнула у обрыва малокалиберная мина. По немецкой траншее стрелял и еще кто-то с дальнего склона балки. Вскипали высокие разрывы 120-мм мин. Потом дзот перестал существовать, потому что колонна танков остановилась и открыла частый огонь по высотке и траншеям немцев. Спрыгивали с танков десантники. Передняя «тридцатьчетверка», оснащенная минным тралом, не останавливаясь проскочила ложбину. Следом пер здоровенный КВ-8С. [66] С ревом взлетев на высоту, развернул башню. Огненные языки плескали в траншею. Женька видел, как десятка два немцев выскочили, кинулись в стороны. Кто-то из них пробовал задирать руки…
66
КВ-8С — тяжелый огнеметный танк.
— Давай! С ними! — кричала Катрин. — Размажем всех!
Она бежала к дороге, странно подпрыгивая. Ну да, ранена. Женька схватил немецкий ремень, увешанный автоматными подсумками, кинулся догонять. Коротконогий, но весьма резвый Торчок уже семенил впереди. Отягощенный вещмешком, автоматом и винтовкой, боец еще и по карманам что-то рассовывал. Пехота, однако…
Части 2-й гвардейской, 51-й и Отдельной Приморской армий.
Деморализованный противник оказывал слабое сопротивление на отдельных участках «Chersones-Stellung». [67] В районе поселка Александриада и в верховьях бухты Стрелецкая продолжается ожесточенный бой. На остальных участках советские танки и пехота вышли на Херсонесский полуостров.
Соединения и части фронтового подчинения.
Радиодивизионы спецназначения сворачивают работу. Продолжается операция по дезинформации штабов противника в Румынии.
Черноморский флот.
Катерами 1-й БТКА остановлены пароход «Будапешт», буксир и два парусно-моторных судна. Румынские экипажи сопротивления не оказали. Канонерская лодка «Стихи» торпедирована. Бронекатерами захвачены лихтер и самоходный паром. Потоплены охотник, БДБ, четыре штурмбота.
1-я группа ПЛ. Торпедными атаками потоплены:
Малый танкер «Дрезден».
Одна БДБ
2-я группа ПЛ. Потоплены:
Буксир «Мозель»
Две
Поврежден:
Минный заградитель «Мурджеску».
Подводной лодкой «Щ-215» в надводном положении расстрелян потерявший ход буксир «Лаудон».
Корабельная группа «Севастополь».
Потоплено:
Эсминец «Марашти», транспорты «Тиса» и «Тотила», тринадцать БДБ, четыре многоцелевых судна, шесть «охотников» и тральщиков, одиннадцать мелких судов и паромов.
Корабельная группа «Ворошилов».
Потоплено:
Танкер «Оссаг»
Военный транспорт «КГ-26»
Шесть БДБ и двенадцать мелких судов и паромов. Захвачены две БДБ и один паром Зибеля.
Авиацией армии и ВВС ЧФ потоплены:
Два транспорта, тральщик и буксир.
4 БДБ, 10 лихтеров и паромов Зибеля
Противник.
Район полуострова Херсонес.
К 6.00 25 апреля 1944 года в районе мыса Херсонес оставалось около 85 000 личного состава 17-й армии, включая остатки румынских частей, «восточные» охранные и строительно-хозяйственные роты, крымско-татарские батальоны вспомогательной полиции. Зрелище гибели кораблей на рейде и в Камышовой бухте, отсутствие обещанных транспортов подействовало на солдат деморализующе. Практически полное отсутствие связи, гибель штаба 17-й армии на «Тотиле», уничтожение «плавучего штаба эвакуации», ураганный огонь советской артиллерии и непрерывные налеты штурмовиков и пикировщиков не оставляли выбора. Командующий 49-м горно-стрелковым армейским корпусом погиб во время артналета, командующий 5-м АК тяжело ранен осколками бомбы, комендант Севастополя полковник Бетц пропал без вести при отходе частей из города. Командир 111-й пехотной дивизии погиб во время прорыва к Балаклаве. Попытки командира 98-й пехотной дивизии, оставшегося на 7.00 единственным старшим начальником, сохранившим некоторое подобие управления своими подразделениями, обратиться к командованию русских с просьбой о прекращении огня результатов не дали, вследствие отсутствия любой связи. Попытка выслать парламентеров с белыми флагами встретила сопротивление со стороны группы офицеров 186-го гренадерского полка. Около 7.30 командир 98-й пехотной дивизии погиб при невыясненных обстоятельствах. У хутора Меркучева началась массовая и неупорядоченная сдача в плен. Сопротивление продолжалось у форта «Максим Горький II». На аэродроме гренадеры и солдаты «восточной» охотничьей команды из штаба 5-го АК под угрозой оружия препятствовали сдаче в плен румынских военнослужащих и солдат других частей. Около 8.00 в результате взрыва при невыясненных обстоятельствах погибли раненый командующий 5-м АК и с ним, часть офицеров штаба. Военнослужащие 770-го инженерно-понтонного полка и саперы строили плоты из подручных материалов и пытались выйти в море, надеясь достигнуть побережья у Алупки или Ялты и уйти в горы к татарским формированиям. Вследствие усиливающегося волнения отойти от берега на плотах и иных импровизированных плавсредствах мало кому удавалось. Несколько плотов и лодок были уничтожены советскими бронекатерами.
67
«Chersones-Stellung» — «Херсонесская позиция» — тыловой рубеж, основой которого служили вал со рвом и редуты, построенные французами в 1854–1855 гг.
Женька видел, как отступают, видел, как наступают, теперь видел, как сдаются. Непонятно, какое из военных действ кошмарнее.
Мясо кругом. Живое, похожее на издыхающее, и мертвое, выглядящее почти живым. Среди дикого калейдоскопа картин победы-поражения Женьке отчего-то запомнился один из солдат крымского полицейского батальона. Стоял на коленях, отвернувшись от дороги, молился и покорно ждал, когда его пристрелят.
Прорвались наши. Вошли бронированным отточенным ножом в агонизирующую, потерявшую разум тушу. На восьми километрах последнего рывка было лишь две серьезные попытки остановить танки. В узости, где дорога жалась к морю, немцы готовились встретить головные машины гранатами и минами. Но чуть раньше немецкие окопы атаковала шестерка штурмовиков. Когда подошли танки с десантом, из дыма, окутавшего гребень высотки, все равно начали стрелять, навстречу выскочило несколько немцев со связками гранат. Их срезали десятки пулеметов. Минут пять танки вели огонь по высоте — часть десанта даже не спрыгивала с брони. Снова вперед. Сквозь тучи и дым пробивалось солнце, освещало густо изрытую воронками плоскость полуострова, сотни брошенных машин и повозок, трупы, сбившихся в кучки раненых, задравших руки румын. Женька первый раз видел людей, сдающихся лежа. Казалось, это трупы умоляют оставить их в покое. Танки и бронетранспортеры шли колонной, и Женька был рад, что опергруппа сидит далеко не на первой машине. Гусеницы «тридцатьчетверок» были черно-красными от размолотой плоти, пыли и обрывков одежды. Водитель головной машины захлопнул люк и вел танк практически на ощупь, по команде командира. На тяжелый трал, катящийся впереди танка, было жутко смотреть.
Танк с тралом подбила зенитка. Ударила со ста метров, коварно затаившись под маскировочной сетью. Снаряд пронзил броню обоих бортов, вспыхнул двигатель, выпрыгивали танкисты, выдернули механика-водителя. Зенитку даже не расстреляли, — две машины взлетели на капонир — десант едва успел ссыпаться горохом с ревущих машин, гусеницы с лязгом крушили металл, наматывали, раздирали маскировочную сеть. Могучее орудие мгновение упрямилось, потом в отчаянии задрало хобот. Десантники автоматными очередями добивали разбегающийся расчет. А «тридцатьчетверка» все вертелась, утюжа ненавистную крупповскую убийцу.