Самый темный час
Шрифт:
Казалось бы, что может быть легче, не правда ли? Ну докучает тебе призрак — так возьми сделай из него, ну знаете, отбивную, и он сам уберется.
Ага. К сожалению, все не так просто.
Хотя это не означает, что приготовление отбивной из призрака не приносит терапевтической пользы. Особенно для таких, как я — скорбящих. Потому что именно этим я, конечно же, и занималась. Скорбела по Джессу.
Если не считать того, — и я не уверена, применимо это ко всем медиаторам или только ко мне, — что моя скорбь проявляется не так, как у всех нормальных людей. В смысле, когда меня
Но затем кое-что произошло. Моя грусть трансформировалась в ярость. В настоящее бешенство. Было уже за полночь, а я сидела и кипела от злости.
Не то чтобы я не хотела сдержать обещание, данное отцу Ди. На самом деле хотела. Но просто не могла. Так же, как и Джесс, судя по всему, не смог сдержать свое.
Так что не прошло и пятнадцати минут после телефонного звонка отцу Дому, как я вышла из ванной (Джесса, конечно, не было, и я могла переодеваться в комнате, но от старых привычек трудно избавиться), полностью экипированная для ловли призраков, включая пояс с инструментами на талии и толстовку с капюшоном, которая — даже я готова была это признать — могла показаться несколько излишней, как для июля в Калифорнии. Но уже наступила ночь, а наползающий с океана в предрассветные часы туман может быть холодным.
Не подумайте, будто я всерьез не размышляла о том, что предлагал сделать отец Ди. Ну, о том, чтобы рассказать обо всем маме и убрать ее и Аккерманов подальше отсюда. Я крутила эту мысль и так, и сяк. Но чем больше я над этим думала, тем абсурднее вырисовывалась картина. В смысле, прежде всего, мама — тележурналист. Она просто не из тех, кто верит в призраков. Мамуля верит лишь в то, что может увидеть, а помимо этого — в то, существование чего доказано наукой. Однажды я попыталась ей все объяснить, но она совершенно меня не поняла. И тогда я осознала, что никогда и не поймет.
Так как же я могу ворваться в мамину спальню и заявить ей и ее новому мужу, что им нужно выметаться из дома, потому что меня преследует мстительный дух? Не поверите, как быстро она бросится звонить своему нью-йоркскому психотерапевту, чтобы подыскать местечко, где я смогла бы «отдохнуть».
Так что этот план отпадал.
Но ничего страшного, потому что у меня был другой — намного лучше. Тот, о котором, на самом деле, мне следовало подумать сразу же, но, наверное, все это обнаружение-и-извлечение-из-дыры-на-моем-заднем-дворе-скелета-парня-в-которого-я-влюблена слишком на меня повлияло, и потому он не пришел мне в голову, пока я не созвонилась с отцом Ди.
Но как только меня осенило, я поняла, что этот план действительно идеален. Вместо того, чтобы ждать, пока Мария нанесет мне визит, я просто пойду к ней и, ну…
Отправлю ее туда, откуда она пришла.
Или превращу в сгусток дрожащей слизи. Смотря, что получится раньше.
Потому что даже с учетом того, что призраки, само собой, уже мертвы, они все еще могут ощущать боль так же, как людям, утратившим конечность, периодически кажется, будто та чешется. Призраки знают, что если им в грудь воткнуть нож — это должно быть
Но все равно. Это работает. Более или менее.
Порез, нанесенный мне Марией де Сильва, остался незамеченным, но это не имело значения. То, что я собиралась сделать с ней, уж точно будет бросаться в глаза. А если повезет, ее муженек окажется поблизости, и тогда я смогу сделать с ним то же самое.
И что такого может случиться, если все пойдет не по плану, и эти двое возьмут надо мной верх?
Что ж, это самый крутой момент во всей истории: мне было абсолютно все равно. Серьезно. Я выплакала все свои эмоции до последней капли, и сейчас мне было просто плевать. Это не имело значения. Действительно не имело. Меня охватило оцепенение.
Настолько сильное, что когда я перекинула ноги через окно спальни и приземлилась на крышу над крыльцом — обычный способ, которым я выбиралась из дома, когда не хотела, чтобы кто-нибудь внутри узнал, что я куда-то собираюсь, — я даже не заметила вещей, на которые, как правило, обращаю внимание. Например, зависшую над бухтой луну, из-за которой все предметы вокруг отбрасывали черные и серые тени, или запах огромной сосны, растущей около крыльца. Все это было неважно. Ничто из этого не имело значения.
Я как раз подошла к краю крыши и готовилась спрыгнуть вниз, когда за моей спиной возникло сияние намного ярче лунного света, но гораздо слабее электрического, освещающего спальню.
Хорошо, признаю. Я подумала, что это Джесс. И не спрашивайте меня, почему. В смысле, это же противоречит всякой логике. Но тем не менее. Мое сердце подпрыгнуло в груди от счастья, и я обернулась…
На покатом, засыпанном сосновыми иголками участке крыши, меньше чем в полутора метрах от меня, стояла Мария. Она выглядела так же, как на портрете, висевшем над столом Клайва Клеммингса: элегантно и не от мира сего.
Собственно, а почему бы и нет? Сейчас-то она не из этого мира, так ведь?
— Куда-то уходишь, Сюзанна? — холодно спросила она меня с едва различимым акцентом.
— Собиралась, — ответила я, сняв капюшон. Мои волосы были собраны в хвост. Не очень привлекательно, знаю. Но я нуждалась во всем периферийном зрении, на которое могла рассчитывать. — Но раз уж ты здесь, похоже, мне уже никуда не нужно. Я могу надрать твой костлявый зад здесь не хуже, чем у твоей зловонной могилы.
Мария приподняла свои изящно выгнутые черные брови.
— Ну и выражения! — Клянусь, если бы у нее был веер, она бы им воспользовалась, как Скарлетт О’Хара. — И чем же я могла заслужить такую неподобающую леди брань? Знаешь ведь, мухи слетаются на мед, а не на уксус.
— Тебе прекрасно известно, чем ты это заслужила, — заявила я, приблизившись к ней. — Взять хоть жуков в апельсиновом соке.
Мария с напускной скромностью убрала выбившуюся из локона над ухом черную блестящую прядь волос.
— Да, я решила, что тебе это должно понравиться.