Самый завидный подонок
Шрифт:
Когда я относительно уверен, что она не обращает внимания, я зачитываю поправку к голосованию, где, согласно изменению в уставе, будет перераспределено право голоса в пользу семьи и прежних членов Совета по сравнению с новичками, а точнее с ней. Все сформулировано таким образом, что я уверен — она ничего не заметит, учитывая ее скудные познания в бизнесе. Трое адвокатов подписали контракт.
Я зачитываю его, монотонно бормоча.
Фактически, она собирается проголосовать за то, чтобы лишить себя права
Я зеваю. И, разумеется, она тоже зевает.
— Все «за», — говорю я. Она поворачивается, смотря своими карими глазами прямо на меня. И она делает это. Притворяется, будто понимает о чем речь, наблюдая за тем, как проголосую я. Полагаю, она достаточно умна, чтобы не голосовать против своего собственного счастливого билета. Я внес поправку в устав и заранее предупредил команду о том, что сделаю это.
Калеб не был доволен планом: он сказал, что это слишком. Ему вечно кажется, что я перегибаю палку, когда Локкам нужно посадить за стол переговоров жесткого парня, зато после он рад тому, что я все-таки перегнул ее.
Так что он согласился, поскольку я ни разу не ошибался и вытащил из дерьма эту компанию. Даже когда Калеб вел себя словно гигантский валун вокруг моей лодыжки, удерживая нас от реального прогресса, я вытащил ее.
Даже после обвала и экономического спада в сфере недвижимости, когда другие строительные компании уклонялись от выплат, я нашел способ заплатить людям и закончить работу правильно, чтобы наш конец на Уолл-Стрит был счастливым.
Ни за что мелкая мошенница не получит от нас лучшего.
Я заканчиваю бормотать поправку о том, что она соглашается больше не иметь право голоса в компании.
Внимание Вики рассеянно, зато Смакерс — сама настороженность с неожиданно сощуренными глазками: черными пуговицами, болтающимся языком и взглядом, будто он заметил белку, скачущую на моей голове. Я смотрю в сторону, не желая поощрять его возбуждение.
— Все «за», — произношу я. Мы начали. Мое сердце ускоряется так же, как и всегда, когда я участвую в перевороте.
Вики собирается пойти на это. Мне почти обидно за нее.
Почти.
Эта мошенница не будет порхать в моей акционерной компании. Ни с собакой на борту. В частной семейной компании все ставки отменены.
С унылым видом я поднимаю руку:
— За.
Мы все голосуем «за».
Она поднимает руку. Ее симпатичные губки приоткрываются. Грудь слегка приподнимается, а затем она делает паузу, хмурясь:
— Подождите, я даже не понимаю, о чем вы.
Я вздыхаю и произношу:
— Все присутствующие «за». Ждем только тебя.
Она вытягивает голову вперед, сужая глаза.
— Можно ли мне объяснить, что такое плебисцит по старшинству? — спрашивает Вики.
Мое сердце
— Мы что, на «Спеллинг би»? [п.п.: детский конкурс произношения слов по буквам]
— Я просто не понимаю.
— Это процедура, предусматривающая бесперебойную работу. Договор о формах согласия. Тебе стоит привыкать голосовать по процедурным вопросам.
Она смотрит на Бретта и Смакерса.
— Конкретное определение, пожалуйста, — мягко говорит она.
Мэнди стонет.
— Это процедура, — говорю я, пододвигая папку с бумажной ерундой к ней. — О вопросе преемственности.
Она поднимает свой взгляд на меня. Она рыба без воды. Точнее, явно перепуганная рыбешка, выброшенная на берег. Но все равно продолжающая брыкаться, пытающаяся бороться. Она и в самом деле боец.
— Перераспределение плебисцита?
Все смотрят на меня. Она задала правильный вопрос.
— Правило, дающее преимущество опыту.
— Что такое плебисцит?
— Голосование.
Ее грудь снова приподнимается. Еще один вздох. И я в точности понимаю — ее осеняет, потому что то самое свечение возвращается к ее лицу.
— Преимущество опыту. В отличие от…?
Она ждет, когда я договорю. Я сижу, делая вид, что скучаю. И ничего более.
Она пристально смотрит на меня с кривой ухмылкой, которая скручивает какую-то часть меня.
— Должно быть, в отличие от маленькой пушистой собачки? — наконец, произносит она.
— Не совсем так, как я хотел сказать.
— Ну тогда, — она садится прямо. — Смакерс рассмотрел вашу поправку, и он решил проголосовать «против».
Она наклоняется к Смакерсу:
— Что говоришь, мальчик? О, прости, конечно же, ты и был «против».
Теперь она смотрит на меня:
— Поверить не могу, что ты пытался лишить его права голоса. У тебя совсем нет совести?
— Когда дело доходит до защиты компании? Нет.
Ее взгляд становится пристальнее:
— Совсем нет?
— Совершенно, — говорю я. — Никакой совести. Nada, если хочешь [п.п.: nada (с исп.) — ничто, ничего, совсем]
Ее очаровательные губки больше не улыбаются. Это шок. Может быть, небольшой страх.
Я шлю ей забавную улыбочку, поправляя манжет на рубашке. Костюм был скроен человеком, который берет по триста баксов за час, и он стоит каждого пенни.
— Ах, — произносит она. — Думаешь, ты здесь все? Это не так.
— О, это так, — говорю я. — Я абсолютно все. И, кстати, в конце я раздавлю тебя.
— Смакерс найдет эту таблеточку, — отвечает она. — Вы пытались спрятать ее в его еде, а он выплюнул ее. Что бы вы ни делали, он все равно бы выплюнул ее, — она кладет палец на бумагу, на которой мы напечатали новую поправку, и скользит по столу. — Смакерс не любит, когда люди пытаются обмануть его. Это его послание для тебя.