Самый завидный подонок

Мартин Анника

И не из тех крутых, которые можно превратить в мебель. Они токсичны и искажены невыносимой потерей, не говоря о гневе на самого себя.

И каждый раз, когда я вижу грифона или то мороженое, которое она любит, или мимов, или сотню других глупостей, эта куча обломков становится все больше. И каждый раз, когда у меня возникает желание рассказать ей какую-нибудь интересную новость или забавное осознание, я вспоминаю, что не могу.

И обломков становится все больше.

Почему я послушал ее, когда она сказала мне не преследовать ее в тот день?

Что ж,

я знаю почему. Я хотел дать ей немного пространства. Я хотел уважать ее так, как не уважал ее весь мир.

Дурацкий ход.

Я недооценил травму, которую пережила шестнадцатилетняя Вонда, недооценил, насколько глубоко она горела.

Через день было слишком поздно. Она и Карли ушли. Исчезли. Когда Вики исчезает, она не валяет дурака.

Я получил компанию, как она и говорила. Я получил ее обратно — полный контроль. Слабое утешение.

Я наливаю себе виски и выхожу на веранду, где она кормила меня печеньем и шутила о чайных чехлах. Теперь я знаю, что это такое. Я посмотрел.

Ночь стоит мягкая для конца октября. Я смотрю на луну, гадая, может быть, она смотрит на нее в этот самый момент. Клише.

Маловероятно, что она смотрит на луну. Вероятно, там, где она находится, сейчас день. Так думает наш частный детектив. У него была зацепка по Гонконгу. По нескольким городам континентальной Европы. Ничего не получилось.

В темноте веранды я открываю свой ноутбук. Прежде чем я проверить свою электронную почту, я нажимаю на раздел закладок, в котором видны все украшения. Это болезненный ритуал — просматривать последние дебютные дизайнерские коллекции элитных бутиков по всему миру. Я также присматриваюсь к дизайнерам-одиночкам.

Она не была бы настолько глупа, чтобы снова начать свой бизнес по производству галстуков-бабочек с блестками для собак. И она, вероятно, также не создала бы ту линию «Smuck U», которую я так любил и ненавидел, но она должна чем-то заниматься.

Она мастер — это у нее в крови, и женские украшения были ее страстью.

Она так много всего мне рассказала. Я мог бы рассказать ей о слушании и о «хорошем полицейском», объяснить, что я отказался от этого. Была ли какая-то маленькая часть меня, сдерживающая все это, чтобы защитить свое достоинство? Прикрыть свою задницу? Нуждающееся в том, чтобы все прошло идеально для нее? Не желающее раскачивать лодку нашего совместного времяпрепровождения? Не верящее, что она поймет?

Я просматриваю коллекции. Я смотрю не на имена, а на фрагменты. Я уверен, что увижу ожерелье или булавку, или что-то в этом роде, и я узнаю в этом ее видение, ее чувство юмора, ее дух — что-то, по сути, исходящее от нее со страниц «фенечек», безошибочное, как отпечаток пальца.

Я просматривал картинки до рассвета. Затем я переключаюсь на кофе и готовлюсь иметь дело с миром.

В течение следующих нескольких недель Латриша завершает изготовление потрясающей мебели для «Морено», и мы сотрудничаем в установке и внутренней отделке. Я слежу за тем, чтобы сайт обновлялся большим количеством фотографий, просто чтобы Вики могла увидеть.

Или мне

следует называть ее Вонда? Я не знаю, но что я точно знаю, так это то, что она проверит. Она ничего не сможет с собой поделать.

Я с головой погружаюсь в редизайн «Десяткин. Приятно делать это место правильным. Соседи в восторге — мы экспериментируем с привлечением их к ограниченным участкам процесса. Может быть, это самонадеянно, но у меня есть идея, что в один прекрасный день Вики откроет сайт и просмотрит это тоже.

Я хочу, чтобы она это увидела. Я хочу, чтобы она увидела, что красивые вещи могут быть реальными. Или, может быть, что реальные вещи могут быть прекрасны.

Не все, что я делаю этой осенью, благородно. Во мне скопилось достаточно гнева, чтобы бездействовать, и так случилось, что мои взгляды также направлены на мать Вики и Вудраффов.

Информационная команда «New York Nightly Reports» в восторге от идеи, которую я предложил им для часового выпуска новостей о том, что на самом деле произошло с Вондой О'Нил. Постигая непристойную правду этой истории. Осознание того, что все были неправы насчет нее, и возможность пристыдить настоящих злодеев на камеру.

Вот так я обнаруживаю, что лечу в Дирвилль за неделю до Дня благодарения с кучей наличных: ста тысячами, если быть точным.

Идея всего этого пришла мне в голову после того, как Бретт сказал мне, что, по его мнению, у ее матери все еще остались доказательства. Он понял это из того, что Денни сказал ему о том, что Вудраффы должны были заставить ее молчать.

Этот маленький самородок не вернет ему мою благосклонность, но это только начало.

Может быть.

Съемочная группа новостей состоит из ведущего Марва Дженкинса, двух операторов и технического специалиста. Адрес матери Вики — Эсме О'Нил, который они получили, неверен, но мы выслеживаем ее до стоянки трейлеров, а затем следуем за хлебными крошками оттуда в плохо освещенный местный бар.

Я узнаю ее сразу, в самом конце.

Это тощая женщина, пьющая в одиночестве, волосы выкрашены в рыжий цвет, кожа морщинистая, несмотря на ее пятьдесят с чем-то лет. Она выглядит сбитой с толку и сердитой, когда включаются свет и камеры — это засада.

Ведущий новостей Марв угощает ее выпивкой и уговаривает повторить ложь на камеру. Моя кровь закипает, когда она рассказывает миру, как она была удивлена тем, что ее собственная дочь солгала. Она поверила девочке — откуда ей было знать, что ее собственная дочь оказалась лгуньей? Это заезженная речь, рассчитанная на максимальное сочувствие.

Ее голос дрожит, когда она встречается со мной взглядом. Чувствует ли она мою ярость? Чувствует ли она, что это конец ее гребаной истории?

Камеры выключаются, когда она заканчивает. Я подхожу и бросаю деньги на поцарапанную деревянную поверхность. Пачки пятидесяток. Вудраффы платили ей, но, вероятно, в заниженных пятизначных цифрах. Мои деньги в сумме дают больше.

— Теперь ты скажешь правду, — говорю я. — И после этого ты представишь доказательства, которые скрываешь. Мы знаем, что они у тебя есть.